Читать «Родная старина Книга 2 Отечественная история с XIV по XVI столетие» онлайн - страница 173

В. Д. Сиповский

Когда же он вступил в город, то его взорам представилось неожиданное зрелище. Жители стояли по улицам, каждый пред своим домом, с женами своими и детьми, держа в руках хлеб и соль. Завидев царя, все падали на колена и с полной покорностью приветствовали его. Эта встреча умилила его. Он запретил опричникам убивать или мучить жителей, позволил только пограбить их.

И. Пелевин Царь Иоанн Грозный в келье юродивою Николая Салоса

Царь недолго пробыл в Пскове. Рассказывают между прочим, что он посетил блаженного Николу Салоса («Салос» по-гречески значит юродивый). Никола стал потчевать царя сырым мясом, а тогда был Великий пост.

— Я — христианин, — сказал царь, — и не ем говядины в пост.

— Хуже ты делаешь, мясо человеческое ты ешь! — возразил юродивый.

Этим укором и некоторыми дурными предвещаниями юродивый, говорят, так напугал суеверного Иоанна, что он поспешил уехать из Пскова.

По возвращении его в Москву начались и здесь розыски участников новгородской измены. На многих бояр и даже близких царю людей было донесено, будто они сносились с Пименом и злоумышляли на государя.

25 июля на большой Московской площади, в Китай-городе, поставлено было 18 виселиц, разложены были разные орудия пытки, зажжен громадный костер, над которым повесили огромный чан с водой. Готовилось страшное зрелище. Жители Москвы в ужасе спешили укрыться: торговцы бежали, покидая свои открытые лавки. Боялись все, что над Москвою разразится такая же гроза царской немилости, как над Новгородом. Площадь опустела. Только толпа опричников стояла здесь в ожидании жертв. Среди тишины словно вымершего города раздался звук бубнов: то въезжал царь. Он был верхом на коне; с ним рядом ехал его любимый старший сын Иван Иванович; следом за ними — приближенные сановники, отряды опричников, позади них вели осужденных, около трехсот человек, уже измученных пытками, истерзанных, походивших на мертвецов.

Царь осмотрелся и остался очень недоволен, что площадь пуста, что нет народа. Он приказал опричникам сгонять людей. Жители, конечно, не смели ослушаться, выходили испуганные из ям, из погребов, куда попрятались со страху. Когда площадь наполнилась народом, царь громко сказал:

— Народ, увидишь муки и гибель, но караю изменников. Отвечай, прав ли суд мой?

— Да здравствует на многия лета государь великий! Да погибнут изменники! — закричал в ответ народ.

Царь приказал отделить из толпы осужденных сто восемьдесят человек менее виновных и даровал им жизнь.

Затем начались и продолжались четыре часа подряд ужасные, изысканно-мучительные казни…

Не станем описывать этих ужасов, глубоко возмущающих человеческое чувство. Хотя о них подробно рассказывают в своих записках иноземцы, свидетельствует Курбский, говорят и наши летописи, но всему верить нельзя: все, что слишком поражает чувство человека, обыкновенно потом в рассказах преувеличивается — даже невольно; а иноземцы, сначала служившие грозному царю, потом изменившие, конечно, очень склонны были преувеличивать ужас жестоких казней его. То же надо сказать и о русских изменниках. Но если даже откинуть все баснословное в рассказах о лютых казнях и мучениях, то все-таки много еще останется несомненного и ужасного…