Читать «Родная старина Книга 2 Отечественная история с XIV по XVI столетие» онлайн - страница 149

Князь Дмитрий Овчинин-Оболенский оскорбил царского любимца Федора Басманова, тот пожаловался царю. По царскому приказу князь был позван на обед. Государь ласково угощал его за столом, велел налить ему большую чашу меду. Овчинин, уже пьяный, не мог допить чашу.

— Так ли ты мне, государю своему, добра желаешь? — сказал тогда царь. — Если ты не захотел здесь выпить за здоровье мое, то иди в мой погреб; там всякие есть напитки, там и выпьешь за мое здоровье!

Пьяный боярин, думая, что царь любезно с ним шутит, пошел в сопровождении царских людей в погреб. Там, говорят, его по приказанию царя и задавили.

В эту же пору пострадал и другой знатный боярин — князь Михаил Репнин. Довелось ему быть на царском пире. Вино лилось рекой…. Поднялось шумное веселье. Опьяневшие гости, а с ними и царь, стали плясать вместе со скоморохами, надев личины (маски).

Не вынес этого зрелища благочестивый и знатный боярин и заплакал.

— Недостойно тебе, о царь христианский, — сказал он, — творить подобное!

Царь же стал нудить и Репнина принять участие в общем веселье.

— Веселись и играй с нами! — сказал ему царь и стал надевать на него маску.

— Не будет того, чтоб я, думный боярин, сотворил такое безумие и бесчинство, — с негодованием воскликнул Репнин, бросил маску на пол и потоптал ее.

В ярости царь прогнал его от себя, а через несколько дней Репнин по его приказу был убит, как говорит Курбский, в церкви, так что кровь его обагрила церковный помост.

Один за другим лучшие бояре подвергались опалам и казням: князя Курлятева, друга Адашева, сначала насильно постригли в монахи со всем семейством, а потом убили; князя Михаила Воротынского с женой и детьми сослали на Белоозеро; пострадали и бояре Шереметевы и другие.

К. Лебедев Боярин

Москва оцепенела в ужасе… Кровь лилась; темницы наполнялись заключенными, монастыри — ссыльными. Каждому боярину, недовольному новыми порядками, приходилось трепетать за свою жизнь. С каждой новой жертвой царского гнева росло число недовольных. Хотя казнь и ссылка обыкновенно постигали не только лиц, навлекших на себя подозрение или гнев царя, но и родичей их, все-таки оставались же в Москве лица, близкие к пострадавшим или знакомые, да и совсем посторонние люди не могли не возмущаться несправедливостью и жестокостью, которые при новых советниках царя стали господствовать… Только наушникам и доносчикам, готовым ради своей выгоды лгать и клеветать на кого угодно, жилось в эту пору хорошо. Печальный вид какого-либо боярина, смелое и правдивое слово, укор кому-либо из новых царских любимцев — все это давало повод к доносам и наветам, все это доводилось до ведома подозрительного Ивана Васильевича и вело к опалам и казням.

Злоба в душе царя росла; ненависть к боярам, таившаяся в его сердце еще с детства, разгоралась все сильнее и сильнее. Ему казалось, что кругом него страшная крамола и измена, постоянные наветы и доносы еще больше поддерживали эту мысль. То страх, то злоба овладевали сердцем его. Ум его туманился: он свирепел все больше и больше. В это время шла у него борьба с Литвою, и мысль, что бояре могут изменить ему, передаться на сторону врагов, волновала его. Он брал с бояр «поручные записи» — обязательства служить верно и ему, и его детям, не искать другого государя, не отъезжать в Литву и иные государства. Мало того, что сами бояре давали клятвенные обещания не изменять, царь заставлял и других за них ручаться с обязательством уплатить в казну большие деньги в случае их измены. Случаи измены и ухода бояр в Литву уже сказывались… Князь Вишневецкий, старшина днепровских казаков, явился было на службу в Москву, чтобы громить Крым, но увидел, что это дело не сладится, и ушел на службу к литовскому князю.