Читать «Подходящий покойник» онлайн - страница 47

Хорхе Семпрун

Но ему не суждено было добраться до ямы. Еще до того, как он успел развернуться, чтобы рухнуть задницей на опорную перекладину, струя тошнотворной липкой жижи брызнула из его утробы, запачкав одежду трех или четырех заключенных, кружком сидевших неподалеку и куривших бычок.

Послышались возмущенные крики, брань, невольного виновника отлупили, а там и бросили в выгребную яму — пусть в дерьме поплещется. Через секунду сцепились все присутствующие.

Угодивший в дерьмо горемыка был французом, а курильщики — поляками: стычка приобрела этнический характер.

Все французы, тяжело дыша, захромали на помощь своему соотечественнику — вытащить его из ямы и наказать обидчиков-поляков. Те, в свою очередь, тоже сбились в стаю, пользуясь случаем отомстить французам — в Бухенвальде выходцы из Центральной и Восточной Европы особенно ненавидели их за позорное поражение в 1940-м от немецкой армии. Мы были бы уже свободны, если бы эти чертовы французы выстояли, — таков был общий приговор Центральной Европы.

Появление группы молодых здоровых русских из Stubendienst, которые жили в Малом лагере, положило конец драке, и все вернулись к привычным воскресным занятиям в вонючих испарениях «общей бани», «военной прачечной».

— Скажи своему раскольнику, чтоб отошел на минутку… Мне надо с тобой поговорить один на один!

Это Николай, Stubendiest из пятьдесят шестого блока.

Мы с Отто остались в сортирном бараке. Ленуар под шумок смылся: у него не было ни малейшего желания вмешиваться в драку поляков с французами. Черная буква F на красном треугольнике обязывала, но для него — венского еврея — это было бы чересчур.

Николай пальцем показал на Отто — свидетеля Иеговы. Как обычно, он говорил по-немецки, но слово «раскольник» произнес по-русски.

Мы уже выходили из сортира. Мне пора было в Revier на встречу с Каминским, чтобы узнать наконец, место какого мертвеца я должен занять. И кто, стало быть, займет мое.

Николай выглядел, как всегда, безукоризненно: блестящие, несмотря на снег и слякоть, сапоги, кавалерийские штаны, на голове фуражка советского офицера. Я сразу заметил его среди русских, которые грубо, но быстро навели порядок в сортирном бараке.

Отто махнул рукой:

— Я пошел, — и, обращаясь к Николаю, добавил: — «Раскольник» — не самый лучший перевод для Bibelforscher.

— Не такой уж плохой, раз ты меня понял!

Отто растворился в темноте.

— Ну? — спросил я Николая. — Только покороче, я тороплюсь!

— У тебя свидание?

Это меня развеселило.

— Может быть, — ответил я. — В каком-то смысле.

Мне на память пришли испанские стихи. Стихи Антонио Мачадо, написанные на расстрел Лорки. Смерть — любимая девушка. Или влюбленная. Любовница-смерть, почему бы и нет?

— Кстати, — продолжил Николай, — если хочешь отодрать мальчонку, ты только скажи!

— Спирт, кожаные сапоги, мальчики — фирма гарантирует!

— Пиво, маргарин, похабные картинки, задницы, — дополнил Николай. Его взгляд сделался жестким. — Деньги тоже. Валюта, естественно.