Читать «Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы» онлайн - страница 180

Купание Мелисы никогда не продолжалось меньше трех четвертей часа. Часто Мозес весело дожидался ее, но сегодня его ощущения были мучительны. Он оставался на балконе, выискивая и называя по именам те звезды, которые знал, и курил. Через три четверти часа, услышав, как она вытащила пробку в ванне, он вернулся в комнату и растянулся на кровати, чувствуя, что страстное желание в нем достигло новых вершин чистоты и счастья. Из ванной комнаты он слышал звон бутылочек по стеклу, стук открываемых и закрываемых ящиков. Потом Мелиса отворила дверь ванной и вышла — не голая, а в длинной тяжелой ночной рубашке, деловито ковыряя в зубах зубочисткой.

— О Мелиса, — сказал он.

— Мне кажется, ты не любишь меня, — сказала она. Это был скучный, бесстрастный голос старой девы, и он напомнил Мозесу о чем-то скучном: дыме и пыли.

— Иногда я думаю, что ты вовсе не любишь меня, — продолжала она, — и, уж конечно, ты придаешь слишком большое значение сексу, о, слишком большое. Беда в том, что тебе не о чем думать. Я хочу сказать, что ты, в сущности, не интересуешься делами. Большинство мужчин очень интересуются своими делами. Джей Пи обычно бывал такой усталый, когда возвращался с работы, что с трудом съедал свой обед. Большинство мужчин слишком устают, чтобы каждое утро, каждый день и каждый вечер думать о любви. Они устают, и волнуются, и ведут нормальный образ жизни. Ты не любишь своей работы, а потому все время думаешь о сексе. По-моему, это не потому, что ты действительно развращен. А просто потому, что ты ничем не занят.

Мозесу слышался скрип мела. В его спальню проник дух классной комнаты, и его розы, казалось, завяли. В зеркале он видел прелестное лицо Мелисы, непроницаемое и своенравное, созданное для того, чтобы выражать страсть и нежность, и, думая о ее неисчерпаемых возможностях, он недоумевал, почему она ими не пользуется. Некоторым объяснением могло служить то, что с ним возникали трудности — взлеты и аварийные посадки чувственности, что иногда он выпускал газы и ковырял в зубах спичкой, что он не был ни блестящим, ни красивым мужчиной, но он этого не понимал. Он не понимал, размышляя о ее словах, какое право имела она называть плодом чистой праздности ту любовь, которая делала его ко всему восприимчивым, благодаря которой даже звуки дождя, проникающего сквозь течь в водосточном желобе, казались музыкой.