Читать «Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы» онлайн - страница 113

Такого рода отношения были приемлемыми и мирными, пока Мозес не начал терять к ним интерес, и тогда Беатриса стала пылкой и требовательной. Она не могла вызывать его по служебному телефону, но то я дело звонила ему домой, иногда ночью, а когда он приходил к ней, плакала и говорила ему о своей жеманной и снедаемой суетным честолюбием матери и о строгости Кленси. Она переехала из своей квартиры в гостиницу, и Мозес помог ей перевезти вещи. Из этой гостиницы она переехала в другую, и он опять помог ей. Как-то ранним вечером, когда Мозес только что пришел домой после ужина, она позвонила ему, сказала, что получила предложение петь в Кливленде, и спросила, не проводит ли он ее на вокзал. Он ответил, что проводит. Она сказала, что находится у своих, и дала ему другой адрес, и Мозес взял такси.

Приехав по данному ему адресу, он увидел закусочную и подумал, что ее мать, будучи, возможно, в стесненных обстоятельствах, сняла квартиру над торговым помещением; однако дверей в квартиру нигде не было, и он зашел в закусочную. Там, в глубине, он увидел Беатрису, которая сидела в шляпе и пальто, окруженная чемоданами. Она плакала, и глаза у нее покраснели.

— О, спасибо, что ты пришел, Мозес, дорогой, — сказала она, как всегда, нежно. — Я буду готова через минуту. Мне нужно прийти в себя.

Помещение, в котором она сидела, было кухней. Там находились еще две женщины. Беатриса не объяснила, кто они, и не познакомила с ними, но в одной из них Мозес признал ее мать. Сходство было разительное, хотя мать была очень тучная, с румяным и красивым лицом. Поверх платья на ней был передник, а на ногах — стоптанные туфли. Вторая женщина, тощая и старая, оказалась Кленси. Здесь таились истоки великолепных и злосчастных воспоминаний Беатрисы. Ее гувернантка была поварихой в закусочной.

Обе женщины делали бутерброды. Время от времени они заговаривали с Беатрисой, но та не отвечала. Их как будто не волновало ни ее залитое слезами лицо, ни молчание, и в кухне царила атмосфера безнадежного и давнего непонимания. Контраст между рассказами Беатрисы о ее несчастном детстве — об элегантной и бессердечной матери — и недвусмысленным свидетельством обстановки закусочной делал ее горести острыми и трогательными, как огорчения ребенка.