Читать «Осень без любви» онлайн - страница 66

Евгений Фролович Рожков

Женщина разделась, села на табуретку у стола. Она бесцеремонно вначале рассмотрела хозяина, его лицо, одежду, а потом стала осматривать комнату. Комната была маленькая, с голыми, давно не беленными стенами, пропахшая холостяцким неуютом. Мануйлов тоже успел разглядеть женщину. Она была не больно красивой, так себе, чем-то отдаленно походила на Прорехова, и это он сразу про себя отметил и удивился. Нос с горбинкой, большие губы, слегка скуластое, круглое лицо. Глаза вот красивые, будто вовсе и не для этой женщины предназначены.

Они молчали какое-то время, потом она первая заговорила.

— Меня зовут Ираидой, — сказала, будто продекламировала глубоким, возвышенным голосом.

— Ира, что ль? — переспросил Мануйлов.

— Можно и так.

Они опять помолчали. Потом она стала рассказывать, что раньше думала, что на Чукотке, кроме снегов, ничего нет, а тут поселок большой и жить вполне можно.

Это Мануйлову понравилось, и он спросил:

— Замужем была?

— Была да разошлась. Он больно сильно пил. Детей не было.

«Это хорошо, — подумал Иван, — что муж тотошный пил, значит, трезвенность и бережливость в других больше ценить будет».

— Родители-то где проживают?

— Померли. Мать в прошлом году, а отец три года назад.

Мануйлову стало жалко женщину, и он уж было решил сказать, что согласен, если, конечно, она сама не возражает, связать с ней свою судьбу до гроба. Для храбрости он решил выпить, достал из стола коньяк, закуску. Мануйлов налил в граненые большие стаканы и предложил выпить.

Когда выпили, Мануйлов было открыл рот, чтобы высказать свое предложение, но тут Ираида, осмелев, неожиданно спросила:

— Денег-то у тебя действительно много?

Этот вопрос обжег Ивана. «Вот так спросила, будто обухом по башке саданула», — подумал он. Мануйлов сидел какое-то время молча, собирался с духом, соображал, как ответить. И, вспомнив о том решении, какое принял в дни, когда ждал приезда этой женщины, сказал:

— Какие деньги! Видишь, в чем одет? Кабы были деньги, разве ходил бы таким замызганным.

Ответ ей показался убедительным, но она не поверила Мануйлову и растерянно переспросила:

— Иди ты, заливаешь? Я таких шуток не люблю.

Голос у нее теперь был не таким кротким, как несколько минут назад, дворовой, вульгарной грубостью неожиданно повеяло от него.

— Если хочешь, могу побожиться. Да в деньгах ли счастье?! Если б руки, так деньги всегда заработаешь.

— Не скажу так. Пока их заработаешь, так потом они вовсе не нужны будут. А жизнь, вон, бежит и бежит. Что я в ней хорошего видела? До семнадцати лет в деревне, в грязи, а потом на швейке день-деньской, от треска машин уши пухнут. В компании повеселишься, а утром все сызнова — швейка да ругань. Пожить бы, а там помирать можно.

— А ты, что ж, на чужие, кровью заработанные, метишь?

— Да нет, зачем же на чужие. Коли семья будет, значит, все будет общее.

Она неожиданно подумала, что этот неотесанный, в грязной, какой-то полувоенной, странной одежде мужик разыгрывает комедию. Ведь оплатил же он дорогу, и если бы у него не было больших денег, то и эти три сотни он не прислал бы, и потом, не мог же в конце концов обмануть ее один человек, который так подробно рассказывал о выгоде этого замужества.