Читать «Черная Фиола» онлайн - страница 13

Аскольд Якубовский

Жогину казалось, что здешние тучи — живые твари, столько разумного было в их движении, так шевелились их летящие тела. А временами в них неясно мерцали, то появляясь, то исчезая, глаза.

…Дожди были частыми на Черной Фиоле.

Чудесной красотой все полнилось после дождей.

Выкатывалось солнце. Лужи блестели. Долина каждый раз была иной.

После красного дождя она гляделась полем чудовищной битвы, и живогрибы каменели от ужаса. Особенно ближний к ракете — смешной, похожий на сырую лепешку, вывалянную в муке.

Он моргал глазами и приоткрывал рот. Было удивительно видеть плоскую торчащую из земли голову: она выдыхала, закатывала глаза, ворочая ими, подмигивала. Звали его Хопп.

…Оранжевый дождь пах медом и веселил глаза. И Жогин хохотал по пустякам, твердя глупое: «Словно облепиховым киселем облили». Хопп тоже ликовал, отзываясь на жогинский хохот. Он дергался, тянул пучок головных рук, тормошил соседей — корректный по форме гриб и кустистую, все время шевелящуюся поросль.

Сколько там было сросшихся жителей, и не разобрать.

После зеленого дождя отсюда не хотелось улетать. Делать тоже ничего не хотелось.

Синий дождь холодил душу и нагонял ворчливое настроение. Живогрибы прекращали бессмысленные разговоры, филартики лежали, свернувшись в клубочки, и прикрывали нос хвостовой широкой кисточкой.

В синий дождь Жогин сидел в ракете и думал холодные думы.

Но интересней всех был фиолетовый дождь. С неба лились густые чернила, замазывая иллюминаторы, и в долине перекатывались какие-то мерцающие клубки. Искрили. Визжали.

После фиолетового дождя наступала долгожданная ясная погода, и тогда каждое утро Жогин уходил далеко от ракеты. На плечо он вешал аппарат и надевал наушники.

Что делалось в тяжелой коробке, Жогин не догадывался, зато понимал смысл болтовни гри, а через микрофон даже говорил с ними.

Они же показывали друг другу на Жогина, хватали его за плечи, поворачивая, рассматривали его.

Прикосновения их были липкими, на одежде оставалась слизь.

Жогин тоже рассматривал их, близко, дотошно. Они делились на два вида, на обычных и на огромных, иногда до трех-четырех метров ростом.

Эти уверенно стояли среди прочих. Под ними не было филартиков, и другие гри им завидовали, говоря, что они — бессмертны.

— Что такое смерть? — спрашивал их Жогин.

— Смерть — это филартик, — отвечали они.

— Когда она приходит?

— Когда захочет. Потому хватай жизнь, ешь жизнь, давись жизнью.

Жогин смотрел в их шевелящиеся рты с удивлением: в разговоре проступал то его басок, то неожиданное хихиканье Надежды или Генкин самодовольный тенор.

— Как вы радуетесь жизни, если торчите на месте? — допытывался Жогин.

— Дождь, дождь, дождь, — хихикали гри. Они начинали раскачиваться и припевать. Над долиной несся многоголосый хор.

— Есть дожди вялости, — тянули они, раскачиваясь из стороны в сторону. И щупальца их бессильно свешивались.

— Есть дожди храбрости. Тогда нам плевать на филартиков.

— Есть дожди сладкие, — затягивали другие. — Мы пьем эту сладость.