Читать «Буйный бродяга 2016 №5» онлайн - страница 134

Велимир Долоев

Эффективность данной экономической схемы, при которой смертная казнь отменена, но платить за содержание преступников не приходится, должна была вызвать большой энтузиазм у составителей сборника. Это вам не «социалистическая» Норвегия, где нежно любимый Нестеренко террорист Брейвик, сидя в трехкомнатной квартире, жалуется на отсутствие Sony PlayStation 3, женского общества и интернета. Социал-демократические режимы, утвердившиеся в отдельных странах Северной Европы, кстати, вызывают сегодня совершенно одинаковую ненависть в России что у консерваторов-почвенников, что у либералов-западников — в этом и заключается секрет той весьма пестрой подборки авторов, которую мы видим в данной книге: вслед за ушедшим в прошлое «реальным социализмом» анафеме теперь подвергается европейское «социальное государство» во всех своих ипостасях. Пиная его отдельные второстепенные атрибуты (ювеналку, однополые браки, толерантность etc.), русские фантасты подкапываются под более существенные социальные достижения западных трудящихся. Если в конце восьмидесятых антисоветчики приводили Швецию в пример как страну, достигшую благосостояния «без всяких революций», то сегодня настала очередь ниспровержения самой Швеции — слишком много там, с точки зрения российского буржуа, ненавистной «социалки», «собеса», «совка». И в этом вопросе частные разногласия между «либералами» и «охранителями» отступают на второй план.

Ненависть к иммигрантам и ЛГБТ, к «бездельникам на пособии» и «страхолюдным феминисткам», к «бузящим неграм» и «левакам-наркоманам» — для российского обывателя этот удивительный заморский продукт не стал менее доступным в эпоху санкционных войн. Напротив, стенания о «смерти европейской цивилизации» и «самоубийстве белой расы» приобрели еще более безумные формы. И в отечественной фантастике, как наиболее приспособленном для тяжких дум о будущем литературном жанре, импортная ксенофобия (импортная не потому что своей не имеется, а потому что образ «другого», объекта пламенной нелюбви, доставлен из очень дальнего зарубежья), завуалированная легко расшифровываемыми аналогиями, становится чуть ли не единственным критерием «серьезной», «социальной» литературы.