Читать «Хозяева Земли» онлайн - страница 6

Я думаю, что научный прогресс, особенно за последние лет двадцать, вполне может позволить нам внятно и убедительно ответить на вопросы, откуда мы пришли и кто мы такие. Однако для этого нам нужно сначала найти ответы на два еще более фундаментальных вопроса, неизбежно всплывающих при обращении к этой теме. Первый — почему вообще развитая общественная жизнь существует и почему она так редка в истории жизни? Второй вопрос — какие силы вызвали ее появление?

На эти вопросы можно ответить, собрав воедино информацию из различных дисциплин — от молекулярной генетики, нейробиологии и эволюционной биологии до археологии, экологии, социальной психологии и истории.

Для успешной реконструкции этого сложного процесса будет полезно рассмотреть также других общественных завоевателей Земли — высокосоциальных муравьев, пчел, ос и термитов, — и именно это я и сделаю. На их фоне теория общественной эволюции человека приобретает глубину и перспективу. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что, ставя насекомых в один ряд с людьми, рискую быть неверно понятым. Мало нам было обезьян, скажете вы, теперь еще и насекомые! И все же такие сопоставления могут принести огромную пользу для понимания биологии человека. Есть прекрасные примеры плодотворного сравнения малого с большим. Для изучения принципов молекулярной генетики человека биологи с успехом используют бактерий и дрожжи. Для понимания основ нашей собственной нервной организации и памяти не обойтись без круглых червей и моллюсков. А сколько нового о развитии человеческих эмбрионов рассказали плодовые мушки-дрозофилы! Общественные насекомые принесут нам не меньшую пользу — сравнение с ними поможет разгадать загадку происхождения человечества.

II. Откуда мы пришли?

2. Два пути завоевания

Люди создают культуры, используя податливые языки. Мы изобретаем понятные нам символы и за счет них выстраиваем коммуникационные сети, на много порядков более обширные, чем у животных. Мы завоевали биосферу и опустошили ее так, как никакой другой вид за всю историю жизни. То, что мы свершили, — уникально.

Но наши эмоции не уникальны. Так же как и на наших анатомии и мимике, на них лежит то, что Дарвин называл нестираемой печатью нашего животного происхождения. Мы — эволюционная химера: нашими действиями правит разум, а его контролируют требования животного инстинкта. Именно поэтому мы бездумно разрушаем биосферу, а вместе с ней и надежду на вечное существование нашего вида.

Человечество — великолепное, но хрупкое достижение. Наш вид тем более впечатляет, что представляет собой кульминацию эволюционной эпопеи, протекавшей в смертельно опасных условиях. Большую часть времени популяции наших предков были очень малы. В эволюции млекопитающих популяции такого размера, как правило, были обречены на быстрое вымирание. Все племена предшественников рода Homo, вместе взятые, составляли популяцию размером не более нескольких десятков тысяч особей. На ранних этапах они несколько раз расходились на две или более линий. Средняя продолжительность жизни вида млекопитающих составляла тогда всего полмиллиона лет. В соответствии с этим принципом большая часть линий исчезла с лица Земли. Линия, которой суждено было дать начало современному человечеству, за последние полмиллиона лет подходила вплотную к грани вымирания по крайней мере однажды, а возможно, и чаще. Вся человеческая эпопея легко могла бы закончиться в любом таком «узком месте» — кануть в Лету в мгновение ока по геологическим меркам. Маленькая популяция могла погибнуть в результате сильной засухи, или от новой болезни, подхваченной от животных, или под давлением более конкурентоспособных приматов. Это был бы конец. Эволюция биосферы откатилась бы назад и уже не дала бы нам второй попытки.