Читать «В стране моего детства» онлайн - страница 71

Очередная няня была из наших Павловских девчат. Вызывало удивление, откуда в грубой рабочей семье, где отец был постоянно пьян, а мать слыла крикливой базарной бабой, могла родиться такая неземная красота? Глядя сейчас на актрису Лию Артмане, нежную, хрупкую, я вспоминаю нашу няню. Но недолго она жила у нас. Ее сманил к себе местный батюшка, молодой попик, сманил вначале как прислугу, а потом и женился на ней. И надо было видеть, как хороша была молодая попадья в черном одеянии, оттенявшем молочной белизны кожу, светлые косы и бледно голубые глаза, молитвенно поднятые вверх.

Отец негодовал. Его, атеиста, выводила из себя мысль, что не откуда-то, а именно из его дома ушла к попу ангельского вида девица.

У следующей няни было в поселке веселое прозвище – «Танька-шельма». Появилась она у нас как-то неожиданно, а до этого жила в городе в прислугах. Маленькая, коренастая, с широким лицом в редких оспинах, она, тем не менее, была обаятельна веселыми серыми глазами и постоянным оживлением, не сходившим с лица. Любила она попеть, поплясать и часто убегала на какие-то загадочные вечеринки, считая необходимым предварительно получить на это согласие мамы.

Ближе к вечеру, после обеда, быстро управившись со всеми делами (а дело так и кипело в ее руках), она заискивающе спрашивала у мамы, соблюдая городской, точнее, «господский» этикет:

– Барыня! Разрешите мне сегодня пойти на вечерку!

«Барыня», конечно, разрешала. Татьяна оставалась довольна полученным разрешением, а, обратившись к хозяйке со словом «барыня», давала понять, что она не какая-нибудь там деревенщина, знает приличное обращение, недаром жила в городе у господ. Подозреваю, что этим «барыня» она возвышала не столько маму, сколько себя. Что из того, что живет она теперь в деревне, а все-таки у господ, и хозяйку называет «барыня». Это ей, по-видимому, было необходимо для самоутверждения после того, как она покинула неожиданно город и появилась в поселке.

Далее для меня и сестры начиналось самое интересное – приготовление Татьяны к вечеринке, или вечерке, как тогда говорилось. Прежде всего, Татьяна тщательно мылась, несмотря на зиму, обливалась водой в боковушке с головы до ног. Потом перед жарко топившейся печкой сушила волосы, потом завивала их щипцами, каля последние над керосиновой лампой, потом углем наводила себе брови, сдвигая их над переносицей, затем из катышка воска вставляла себе зуб, ибо на месте одного из передних зубов у нее была пустота. Этот искусственный зуб, преображающий няню, кажется, производил на нас самое сильное впечатление. Потом Татьяна пудрилась толченым мелом, подкрашивала щеки и губы цветной бумажкой из-под конфет и была готова. Хотя нет, оставаясь в белой хлопчатобумажной рубашке с лямочками (комбинации, как теперь бы сказали), она долго колебалась, что же ей надеть? Прикидывала на себя перед зеркалом одно платье, другое и, в конце концов, оказывалась в черной юбке «клеш» и в белой кофточке, отделанной кружавчиками. Вот теперь она была совсем готова. Она повертывалась перед нами на каблучках своих выходных туфель и казалась нам красавицей: оспинки на лице прикрывала пудра, жиденькие волосики завиты и пышно взбиты, румяные губы открывают в улыбке полный рот зубов, глаза. Ну, глаза хороши сами по себе, серые, они так и искрились в предвкушении удовольствия. Они полны лукавства, может быть, именно из-за них у Татьяны прозвище: «Танька-шельма?». Но время показало, что не только из-за них. Неожиданно мама обнаружила в своем гардеробе пропажу кофточки. Татьяна повинилась, сказала, что она взяла только «примерить». Но «примерка» повторилась, и с Татьяной пришлось расстаться. Прощаясь, она заливалась слезами и причитала: