Читать «Собрание сочинений в четырех томах. Том 1» онлайн - страница 67
Эдгар Аллан По
К М. Л. Ш.
Еще недавно автор этих строкВ спесивом упоенье интеллектомДо неба «силу слов» превозносилИ утверждал, что мысли возникаютНе иначе как в форме языка;Но вот, в насмешку ль над его хвальбой,Два слова — нежных, слабых, чужезвучных,Два неземных (о, ангелам бы ихШептать во сне над лунною «росою,Жемчужной нитью легшей на Гермон») —Из бездны сердца тихо поднялись:Немысли, полумысли, души мыслей —Волшебней и божественней тех грез,Что Израфил (певец «с наисладчайшимИз всех восславивших Аллаха гласом»)Посмел бы в песнь вложить. И я — немею.Рука застыла; брошено перо.Тебе молиться именем твоимНе смею: ни писать, ни петь, ни думать;И чувствовать устал — оцепененьеВладеет мной пред златовратным сном,Оцепененье сковывает чувство.Робею, очарован, — даль безмерна;Вперед, направо ль, влево ль погляжу —Туман багровый застилает землю,И лишь один-единственный миражГорит у горизонта — ты! ты! ты!
ULALUME
Небеса были хмуро бесстрастны,листья дрогли на ветке сухой,листья вяли на ветке сухой,в октябре октябрем безучастнымэта ночь залегла надо мной…Это было в Уире ненастном,в заколдованной чаще лесной,где белеют в просвете неясномводы Обера мертвой волной.Там шел я аллеей Титанав кипарисах с душою вдвоем,я с моею Психеей вдвоем.А в груди словно пламя вулканаразливалось сернистым огнем,словно лава катилась ручьем,как в странах снегов и тумана,где солнце не греет лучом,где Янек во льдах океаназастыл, не согретый лучом.Мы шли в разговоре бесстрастном,думы о прошлом одна за другойувядали, как листья на ветке сухой.Нам был чужд в октябре безучастномхолод ночи, дышавшей зимой,этой ночи ночей над землей.Были чужды в Уире ненастномчары мрачные чащи леснойи Обер, в просвете неясноммелькавший мертвою волной.И вот уж ночь побледнела,намекнула на утро звезда,наутро, наутро склонилась звезда,вдали полоса забелела:забелела рассветом, — тогдароговидный, бледнея, несмелополумесяц взошел, как всегда,полумесяц Астарты несмелодвуалмазный поднялся тогда.Я сказал: он нежнее Дианы,он плывет в волнах вечной тоски,упивается вздохом тоски, —он увидел слезой неустаннойорошенную бледность щекии вышел, как вестник желанный,и шепчет: «Те дни далеки,в могиле не знают тоски».За созвездием Льва он, желанный,возвещает забвенье тоски.Но, закрывшись в смущеньи рукою,Психея вскричала: «Страшнамне звезда, что несменно бледна…Не медли, не медли! Со мноюулетим, улетим… Я должна!»И, рыдая, в пыли за собоюперья крыльев влачила она,так плачевно влачила она!Я воскликнул: «К чему колебанье?Мы пойдем в этот трепетный свет,мы вдохнем этот трепетный свет, —в сибиллическом блеске сияньявозрожденной надежды привет…Мы смело доверим сиянью,что сквозь тьму нас выводит на свет,что сквозь тьму шлет далекий привет».Утешал я Психею, лаская,отгонял рой сомнений и дум,побеждал рой сомнений и дум,и шли мы, аллею кончая, —вдруг пред нами — печален, угрюм,склеп могильный… Исполненный дум,я спросил: «Скажи, дорогая,что за надпись смущает мой ум?»И услышал в ответ: «Ulalume! —Вот гробница твоей Ulalume…»Сердце стало хмуро, бесстрастно,как лист истомленный, сухой,как лист пожелтевший, сухой…«Это точно Октябрь безучастный! —я вскричал, — здесь минувшей зимойпроходил я аллеей глухой,проносил бремя скорби глухой…Что за демон коварный и властныйуправляет моею стопойв эту ночь из ночей над землей?Я узнал тебя, Уир ненастный,я узнал тебя, Обер лесной,как обитель волшебницы властной,заслоненный болотною мглой!»