Читать «Дата Туташхиа» онлайн - страница 2

Напротив, повествование Чабуа Амирэджиби, при всем его богатстве и сложности, в основе своей простодушно и обращено в конечном счете даже и к самому «неискушенному» читателю. И в этом также выражается воскрешение, возрождение исконной сути романа, воплотившейся в творениях Сервантеса и Дефо.

Дело в том, что книги Сервантеса и Дефо (как, скажем, и спектакли шекспировского театра) покоряли и крупнейших деятелей культуры своего времени, и самых что ни на есть «рядовых» читателей, — хотя, конечно, те и другие воспринимали эти книги с принципиально различной степенью осознанности и духовной активности: в сознании первых романы эти порождали глубочайшие раздумья о смысле бытия, а души вторых были захвачены только мощным переживанием воссозданного в мире романа бытия. Однако и «непросвещенные» читатели — пусть и неосознанно, подспудно — соприкасались, конечно, и со смыслом развертывавшегося перед ними романного действа.

Обо всем этом необходимо сказать потому, что книга Чабуа Амирэджиби имеет непростую, неоднозначную судьбу. Мне приходилось слышать

о ней из уст литераторов — притом и в Москве, и в Тбилиси — очень характерные критические отзывы. Люди, считающие себя тонкими ценителями литературы, находили в «Дате Туташхиа» черты «примитивизма», обусловленного-де стремлением писателя обрести как можно более широкий читательский успех. Речь шла, в частности, о том, что в книге Чабуа Амирэджиби большую роль играет авантюрное, «приключенческое» действие. Правда, эти критики оговаривали, что они высоко ценят «философскую» содержательность книги, но, на их взгляд, автор вместе с тем как бы не удержался от создания своего рода «приманки» для непритязательных читателей в виде «авантюрности» и даже «детективности».

Должен со всей резкостью сказать, что я решительно не согласен с этого рода представлениями. Они порождены извращенным и, в сущности, не поднимающимся до подлинной культурной высоты эстетическим сознанием.

Еще Пушкин глубоко и точно писал в 1836 году о распространившейся уже в XVIII веке тенденции, которую он определил как «полупросвещение»: «Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему…» Представители тогдашнего «полупросвещения» называли Шекспира «варваром» и «пья-ным дикарем», а в романе Сервантеса видели одну только смехотворную пародию на рыцарский эпос.

И в судьбе творчества самого Пушкина играла свою печальную роль позиция «полупросвещенцев». Об этом замечательно сказал в 1877 году Достоевский, как бы прямо обращаясь к представителям «полупросвещения»: