Читать «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61» онлайн - страница 101

— Если она от меня уйдёт к другому человеку — я убью её! — Как-то уж очень патетически, хотя и очевидно серьёзно, заявил Панин.

— И себя?! — Святогорский сперва шутовски округлил глаза, желая подыграть другу. Но не выдержал — и рассмеялся.

Панин ответил очень серьёзно:

— Не, себя не могу. Я в ответе за Мусю. Муся — она из меня и Таньки. Она наш человек. И если я убью Таньку за то, что она уйдёт к другому человеку, Муська останется моим человеком.

— Другим твоим человеком. Двумя другими человеками из тебя и Таньки.

Семён Ильич собрал волю в кулак.

— Надо заказать пожрать. Посмотри на нас со стороны!

Аркадий Петрович даже корпус сильно отклонил и честно попытался посмотреть на себя и старого друга со стороны.

— Посмотрел!

— Ну и?

— Сидят два немолодых человека мужского пола. Один человек — заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии крупного родильного дома, доктор наук и бла-бла-бла, другой человек — вообще заместитель министра по вопросам материнства и детства, тоже доктор наук и бла-бла-бла. И несут какую-то чушь!

— А всё почему?

— Потому что собирались выпить аперитивчик. Но так увлеклись, что аперитивчик превратился в основное блюдо.

— Вот! Истину глаголишь, другой человек!

— Я — один человек. Заведующий… Сам ты — другой человек!

Друзья рассмеялись. После чего Святогорский снова как-то скуксился.

— Всё равно не могу понять. Сколько лет живу. Чего только не повидал. Как один человек может уйти от другого человека только потому, что другому человеку перелили донорскую кровь?!

— Аркаша! Сколько бы мы ни пожили и ни повидали — мы ничего не можем знать про других человеков. Мы даже про одних и тех же не слишком многое знаем. Что уж там — про других!

Святогорский назидательно воздел указательный палец.

— Всё-таки ты из нас — самый умный!

— Мы сейчас не об этом!

Друзья, изобразивши всё в полном соответствии с известной мизансценой, снова налили. И Святогорский поднял стакан, намереваясь наконец-то произнести тост:

— Мы о том, что мы одни. Всегда одни. Мы сами по себе. И самим себе мы — другие! Вот — за это!

— Так за это или за то?!

— Да иди ты!

Чокнулись. Выпили.

Поняли, за что пили?

А кто бы не понял!

Кадр пятьдесят восьмой

Иная

В далёком 1955-м году в глубоко упрятанном сибирском селе родилась одна крепкая здоровая девчушка.

Росла она без особых проблем. В школу чуть не по морозу босиком бегала, — а школа-то была аж ещё через три села. Одна на весь район. Без всякого современного баловства вроде школьных автобусов. Бабке и матери помогала. Отца — побаивалась. Младших — воспитывала. Всё как у всех. Кроме одного. Сильно умная была. Отличница. Как свободная минутка — цап книжку и давай читать. Наберёт в библиотеке — и читает, читает, читает. Другие как школу окончили — сразу замуж. Или в ПТУ какое в ближайшем городке — чего там — всего-то сутки хода напрямик бродами да лощинами. И там уж замуж. А эта — нет! В Москву намылилась. Отец, естественно, был «категорически против». Даже так: «ка-атгрически!». Мол, уедешь — не возвращайся! Как отрезал. Бабка с матерью порыдали туда-сюда, собрали кой-чего: бабка «похоронные» свои, мать — так, что на чёрный день было припрятано. Дождались, чтоб отца дома не было и — сперва, из села на перекладных — до того самого городка. Затем автобусом — до следующего. А там уж добрые люди рельсы к шпалами поприколачивали, поезд сверху поставили и… Здравствуй, Казанский вокзал! Делов-то. Вот она! Москва!