Читать «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61» онлайн - страница 100

— То есть никакой кровяной колбасы не поешь, если ты свидетель Иеговы? — глуповато невпопад хихикнул Панин.

Святогорский сохранял серьёзность. Если не сказать — печальную серьёзность.

— А может быть именно кровь — и есть душа человека? Но разве это плохо, если душа одного человека поможет душе другого человека? От помощи другого человека человек другим не становится. Наоборот — он сохраняет, а то и обретает себя!

— Аркаша, я никогда не разделял твоей склонности к риторике, софистике и прочим мудрствованиям лукавым. Давай выпьем. Хорош крутить стакан. Стареешь!

— И то правда! — Согласился Святогорский и щедро отхлебнул виски.

После чего продолжил:

— И вот этот мудак Костомаров так и сказал: «она теперь другой человек».

— Даже и другие люди! — Семён Ильич налил себе ещё из дымчатого графина тягучей водки. — Кровь-то в неё явно не от одного другого человека.

Аркадий Петрович как будто не слышал друга:

— И ушёл от свидетельницы Костомаровой свидетель Костомаров. Её увезли в онкогематологию, новорождённого — в детскую больницу. Неужто рад Иегова, что она там одна-одинёшенька и дитя её без матери и без отца? Если нельзя делиться собой с другим человеком — зачем вообще это всё?!

— Святогорский! — Панин пощёлкал пальцами. — Нет никакого Иеговы.

— Иль я — мой бог? Что вновь и вновь… Мда-с. — Аркадий Петрович тряхнул головой. — Сёма, ты бы ушёл от любимой женщины, если бы она стала другим человеком?

— А то ты не знаешь! — Панин чуть водкой не поперхнулся.

— Ну да, ну да… — пробормотал Святогорский, ещё отпив.

— Я эту суку всю жизнь ждал! — Капризно сказал Семён Ильич. — И ты как никто другой знаешь, что она не может стать другим человеком.

— А если она уйдёт от тебя к другому человеку?

— А то она не уходила! Не я её у Матвея увёл. Матвей её увёл у меня.

— Вот неправда твоя! Ты психанул и отбежал куда-то вбок, на Варю быстренько прилёг… И потом, если говорить об одних человеках…

Друзья уже немало выпили, потому о людях, видимо, говорить не могли. Приходилось говорить о человеках.

— Говорить об одних человеках и говорить о других человеках, то вот, прости меня, Танька и Матвей — они были одним человеком. Для них все остальные — другие человеки.

— Что, и я для неё — другой человек?!

— Прости, брат. Но — да.

Они налили себе — каждый своего. Чокнулись без тоста. Опрокинули.

— В любом случае, Матвей умер — и не о чем говорить.

Святогорский пожал плечами, изобразив мимикой: ну, не о чем, так не о чем.