Читать «Птичий суд» онлайн - страница 68
Агнес Раватн
– Хермод, да. У тебя хорошая память.
Я задумалась.
– Он скакал девять ночей в кромешной тьме, – начала я, сев за стол. – Через мост Йаллар, пока не приехал к высокому забору царства Хель. Он пришпорил Слейпнира, и они перепрыгнули забор. Хермод спешился и вошел внутрь. Там он увидел Бальдра, сидящего на высоком стуле.
– Своего брата.
– Да. Хермод рассказал Хель, почему он здесь. Рассказал, как и боги и люди скорбят о Бальдре. Хель сказала, что отпустит его при одном условии: все в мире, и живое и мертвое, будет плакать за Бальдра. Если все это сделают, он вернется. Но если хоть одна-единственная вещь не заплачет, Бальдр останется у нее. Бальдр провожает Хермода и отдает ему кольцо Драупне, чтобы вернуть его Одину в подарок. Хермод скачет домой в Асгард и передает послание Хель, и боги посылают гонцов дальше ко всему, что есть в мире, с вестью о том, что нужно выплакать Бальдра из царства мертвых. Все обещают сделать это. Все, кроме старой великанши, которую гонец богов встречает на пути домой и которая зовется Такк. Когда они попросили ее оплакать Бальдра, она ответила: Такк будет плакать сухими слезами на сожжении Бальдра!
– Локи, – прошептал он.
– Да.
– И Бальдр остался у Хель.
– Да.
– А Локи?
– Его нашли и пытали. Крепко привязали кишками его собственного сына, Вале. Кишки превратились в железо. На нем висела змея, капающая ядом в его лицо и причиняющая ему страшную боль. Поэтому жена Локи Сигун держала миску, в которую она собирала яд, но каждый раз, когда миска наполнялась и она выливала ее, одна капля падала на Локи. И тогда он метался в такой боли, что тряслась вся земля! Это и есть землетрясение.
– Он должен был получить свое наказание.
– Все желали причинить ему боль, у него никого не осталось. Мне кажется, это сильно.
Багге мрачно взглянул на меня.
– Ничего сложного в том, чтобы любить Бальдра, его ведь все любили. Но подумай только о том, как это – полюбить Локи.
– Она мешала ему искупить вину.
Я перевела дыхание.
– Я бы сделала то же самое для тебя, – сказала я, в ту же секунду покраснев.
Он бросил на меня быстрый взгляд. Что-то пробормотал в ворот свитера, развернулся, сунул ноги в сапоги и вышел. Не говоря ни слова, он пересек кухню и потопал на веранду, оставив меня с открытым ртом; его большая спина показалась в саду. Я подумала, что никогда не говорила мужчине ничего прекраснее, и вот она – благодарность. Я собрала обрезки овощей, чересчур взволнованная: как он несправедлив, что это за ответ такой? Я поставила себя в уязвимое положение, а его реакцией стал уход. Я оттерла разделочную доску резкими движениями, намочила и отжала тряпку и пошла наверх в свою комнату, плюхнулась на постель. До того времени, когда мы обычно ложились спать, было еще пара часов, но я решила остаться здесь до этого. Чтобы он смог немножко подумать. Спать одному и думать, можно ли так себя вести. Я лежала недвижимо, с плотно закрытыми глазами, но включив все органы чувств. После одиннадцати я услышала, как он ходит внизу. Несколько шагов, и он остановился, еще пара шагов. Помедлил. В раздражении. И он пошел в ванную. Через некоторое время он пересек комнату и закрыл за собой дверь в спальню. Я перевернулась в кровати, зарывшись лицом в подушку, и заплакала от злости. Но очень скоро, всего два или три всхлипа, и я, глубоко вздохнув, смогла приманить сон.