Читать «Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 16» онлайн - страница 27
Вальтер Скотт
в это предобеденное время власть ее светлости над повесами и бездельниками представлялась абсолютной и ничем не ограниченной, все и вся втягивалось в некий tourbillon, осью и центром которого являлась она сама. Подчас следовать за ней бывали вынуждены даже охотники, стрелки и горькие пьяницы. Надувшись, пренебрежительно посмеиваясь над ее поэтическими празднествами и подбивая на смешки младших нимф, которым надлежало бы проявлять подобающую чувствительность, они все же тащились в ее свите.
После обеда, однако, все менялось. Наисладчайшие улыбки ее светлости, самые нежные ее приглашения часто не в силах были привлечь к чайному столу нейтральную часть дам и кавалеров. Теперь ее общество ограничивалось лишь теми, кого здоровье и состояние финансов вынуждали пораньше покинуть обеденный стол, да наиболее преданными и рьяными из ее ближайших приспешников и вассалов. Случалось иногда, что колебалась верность даже и этих последних. Ее собственный поэт-лауреат, для которого она вытягивала пожертвования из каждого новоприбывшего, до того осмелел, что однажды в присутствии ее светлости спел за ужином песенку довольно двусмысленного содержания. В другой раз ее главный художник, делавший иллюстрации к сочинению «Любовь растений», в ответ на обычную дозу критики со стороны ее светлости позволил себе в хмельном задоре не только начисто отвергать ее мнение о своем творчестве, но и договорился до того, что-де с ним следует обходиться как с джентльменом.
Эти распри уладил распорядительный комитет, который ходатайствовал перед леди Пенелопой за раскаявшихся наутро грешников и на умеренных условиях добился возвращения им ее милости. Много совершал комитет и других актов умягчения власти в целях успокоения раздора и поддержания мира среди сограждан. Процветание поселка всецело зависело от его деятельности, и, если б не это высокое учреждение, Сент-Ронанские воды, вероятно, давно бы опустели. Поэтому мы обязаны хоть кратко описать могущественный сенат, которому обе партии, соединившись вместе и как бы жертвуя собственными интересами, вручили бразды правления.
Каждого из лиц, в него входивших, избирали, видимо, так, как в сказке про Фортунио красавица выбирала себе товарищей — то есть за его особый дар. Первым в списке стоял врачеватель — доктор Квентин Квеклебен. Свою привилегию распоряжаться на водах всеми лечебными делами он основывал на принципе, по которому право владения на новооткрытые земли исстари закреплялось за первым пиратом, учинившим грабеж на их берегах. Признание заслуг доктора, который впервые провозгласил и установил целебные свойства источника, имело следствием водворение его здесь как первейшего врача и ученого. В качестве ученого он был вправе заниматься всем — от варки яиц до чтения лекций. Он, как многие из его собратий, действительно мог предложить пациенту с дурным пищеварением и отраву и противоядие, поскольку был таким же знатоком в гастрономии, как сам доктор Редгил или какой-нибудь другой знаменитый врач, писавший по вопросам кулинарии, вроде доктора Монкрифа из Типпермалоха, покойного доктора Хантера из Йорка или доктора Китчинера из Лондона. Но всевластие всегда вызывает зависть, и врачеватель благоразумно уступил обязанности заведующего провиантом и главного кравчего другому джентльмену, который в качестве знатока искусств и судьи хорошего тона постоянно и ex officio занимал место во главе стола. За собой же доктор сохранил право съедать все лучшие блюда с общего стола и привилегию иногда критиковать их. В заключение характеристики ученого доктора нам остается сообщить читателям, что это был высокий тощий джентльмен с хмурым лицом и в плохо сделанном черном парике с баками, которые отставали от его впалых щек. Девять месяцев в году он проводил в Сент-Ронане и, как подозревали, выколачивал здесь немалые деньги, особенно потому, что превосходно играл в вист.