Читать «Воровская трилогия» онлайн - страница 550

Заур Магомедович Зугумов

Ведь туберкулезники, и это следует отметить особо, очень агрессивны, в отличие от других больных, тем более в таких нечеловеческих условиях.

В общем, кругом нужен был воровской глаз: любой кипеш мог обернуться непоправимой катастрофой. А представьте, сколько нужно времени и бумаги, а главное – тонкого знания эпистолярного тюремного творчества, которым не всегда владели положенцы, чтобы вразумить поссорившихся и прекратить ссору?

Так что самым эффективным способом было побывать в той камере и словесно, включая доводы разума, основанные на воровских канонах и своем личном авторитете бродяги, довести до ума поссорившихся, все возможные пагубные последствия их горячности и невыдержанности.

В каждой камере находились тяжело больные арестанты, которые буквально доживали последние дни. Для такого человека, отдавшего всю свою жизнь во благо всего светлого и чистого, что может быть в нашем мире, общение перед смертью с Вором или положенцем было лучшим из успокоительных лекарств. Так что иногда с раннего утра и до глубокой ночи мы с Колей никак не могли добраться до своей хаты, а когда падали на шконари, то вырубались мгновенно, порой не имея во рту даже маковой росинки за целый день.

Я помню, как однажды врач, приехавшая поздней ночью на машине «скорой помощи», констатируя смерть одного из бродяг, сказала мне равнодушным тоном, разжав деревянной палочкой полный золотых зубов рот упокоившегося:

– Я надеюсь, что при необходимости вы подтвердите, что мы не трогали его зубы, а то приедут родственники, и хлопот не оберешься, ведь в морге их все равно снимут.

Задумавшись над сказанным, я долго не мог вымолвить ни единого слова, поражаясь цинизму врача, а затем спонтанно ответил:

– Не беспокойтесь, у него нет ни одной живой души на всем белом свете.

До сих пор не знаю, почему я сказал именно так, а не иначе. О нас, укравших кошелек с мелочью, говорят, что мы воры и паразиты. Кто же тогда они, которые с трупов несчастных бродяг, у которых не осталось ни одной родственной души на свете, вырывают с корнями золотые зубы?

Эх, Россия-матушка, до чего дошли твои дети?

В тот день, а я его запомнил на всю жизнь, только за ночь умерли четверо бедолаг. Мы с Колей не спали и не ели почти двое суток, провожая каждого в последний путь, как могли. Но это была наша жизнь, и мы поступали так, как велели нам наши сердца.

На первом этаже «тубанара» было две крохотные камеры-«шестерки», одна напротив другой. На одной из них Руслан Осетин поставил крест, и даже мы с Колей не могли туда зайти, а в другой сидели женщины, и туда, наоборот, мы были вхожи и желанны в любое время дня и ночи.

Все они были бедолагами, чахоточными «мамками». Но если кто-то предположил что-то дурное, то зря. Мы не имели права даже подумать об этом. Помогали по силе возможности всем, чем могли, вели себя при этом благородно и честно, поэтому и были с радостью принимаемы в любое время суток.