Читать «Снежный перевал» онлайн - страница 83

Фарман Керимзаде

— Помнишь, когда я убежала с тобой, он об этом узнал не сразу. А потом передал, что, если попадемся ему, изрубит на куски.

— Помню, Назакет. Да и какой он тебе дядя! Ты была прислугой в его доме.

Шабанзаде говорил дрожащим, ломающимся, как у ребенка, голосом. На работе, при решении повседневных вопросов он умел быть суровым и порой даже грубым. А дома он был мягким, податливым, легко ранимым. Его уступчивость удивляла жену, и она, смеясь, спрашивала: «Как ты руководишь? С таким характером недолго распустить людей».

Шабанзаде и сам не понимал, как происходила в нем эта трансформация, но стоило ему сесть за рабочий стол, он снова обретал властность, способность принимать подчас даже самые суровые решения. А может, это происходит оттого, что даже когда он работал в городе, он мало бывал в кругу семьи — уходил рано утром, задерживался на работе допоздна, и, возвращаясь домой-, ои хотел скинуть с себя яростную напряженность той жизни, в которую он окунулся со страстностью борца, и обрести среди самых близких ему на свете людей умиротворенность, покой, ласку.

— Что ж, Назакет, мы жили счастливо. Верно, бывали и трудные дни, такие, когда мы ложились спать голодными. Но, открывая глаза, мы видели друг друга. Что может быть на свете прекраснее этого?! А сейчас, слава богу, у нас чудесные дети...

Назакет плакала... Слова мужа наполняли ее сердце тоской и предчувствием невосполнимой утраты.

Наклонившись, Шихалиоглу прошел в дом. Свет из маленького окна падал на нишу, где хранились матрасы и одеяла.

Женщины встали, и их лица, попав в полосу света, озарились. Одна из них была его жена, другая — Гюльсум, жена его двоюродного брата Габиба.

Гюльсум ткала прекрасные ковры, а ее муж, Габиб, увозил их в Нахичевань, Карабах, Гянджу и продавал по сходной цене. В восемнадцатом, после одной из таких поездок, Габиб не вернулся, и с тех пор о нем не было никаких вестей.

Некоторые из односельчан посылали к Гюльсум сватов, но получали отказ: «С одним я уже так натерпелась, что желать второго — безрассудство».

Положение Гюльсум беспокоило Шихалиоглу. Он старался показать всем, что Гюльсум не одна, что у нее есть родственники и защитники.

Раз до него дошли слухи, что Абасгулубек добивается благосклонности Гюльсум.

О слышанном он рассказал другим двоюродным братьям. Кровь ударила им в головы: «Если то, что говорят, — правда, надо их обоих...»

С тех пор прошло несколько лет. Сплетни улеглись, но Шихалиоглу не мог забыть ядовитой горечи тех слов.

И вдруг недавно нежданно-негаданно пришла весточка о Габибе, Шихалиоглу в тот же день сел в поезд и отправился в Исмаиллы, но в Веди вернулся один. И его нынешний визит к Гюльсум был следствием этой поездки...

Он прошел, сел на тахту, перекинув ногу на ногу, и с тоской подумал, как начать этот тягостный разговор.

— Гюльсум, когда в восемнадцатом все перемешалось, оказывается, он был в Исмаиллинских лесах. Думал, что мы все погибли. В Исмаиллах есть село Миджан. Меня повели туда через лес. Добрались до его дома. Во дворе чинара — человек десять не обхватят. Жена у него — армянка, Варя. Она накрыла на стол, принесла соленья — помидоры, огурцы, яблоки. Я говорю: «Габиб, нас-то ты забыл, бог с тобой, а чем виновата Гюльсум?»