Читать «Микитка шалавый» онлайн - страница 5

Алексей Венедиктович Кожевников

Заплакал Микитка.

— Что ты? Жалко, тоскливо? Привыкнешь, будет хорошо, — утешала женщина.

— Он меня оставил, бросил, там не кормят, чужие! — выкрикивал Микитка.

— Привыкнешь и кормить будут. Где ты был?

— В белом доме, ребят голодающих ведут туда.

— Там и принимают. Ты беги скорей, не то закроют, запоздаешь. — выпроводила хозяйка Микитку, чтобы у нее на руках не остался он.

Задыхался, бежал Микитка в помгол, а когда прибежал, в помголе никого уж не было, одна служанка выметала вороха бумаг и пыли.

— Кого тебе? Нету приема, ушли все, — сказала она.

— Не кормят здесь? — спросил Микитка.

— Не кормят, прием здесь. Завтра приходи. Постоял Микитка перед плакатом на двери, где: мальчик пузатый, барабан–брюхо, а ноги и руки — палочки, и шея — палочка, голова, точно горшок, надетый на кол.

Микитка был неграмотный, а догадался о чем написано:

«Помогите, накормите!» — беспременно это.

Тихонько вышел он на площадь. Там собака грызла кость. Она заворчала на Мпкитку, когда он проходил мимо. Горячей улицей городка шел Микитка и к прохожим тянул руку, как в починках. Не давали, проходили мимо. Но здесь ничего не говорили и было легче, может и тяжелей было.

«Не обижают, словом не колют, молчат! Нечего сказать… чужой я. Чужой!» — думал Микитка и тянул руку в окна нижних этажей.

— Корочку, кусочек, — шептали сухие полумертвые губы.

В одном доме захлопнулось окно, и задернулась занавеска, в другом окне дали очищенную от мяса кость. Грыз ее Неподпасок и повернулся лицом к забору, чтобы не заметили и не отняли голодные, как и он, дети.

Привлекли Микитку паровозные выкрики. Слыхал он про машину от дедушки Андрюгаи, который с турками воевал и на машине ездил. Вышел Микитка на станцию, там было много попрошаек. Дети, как на том плакате, с большими головами, просили у вагонов и на пристанционном базаре. Другие пением зарабатывали хлеб.

Микитка не умел петь.

«Рожок бы мне, сыграл бы уж я на нем, потешил!» Подумал он, но рожка не было, и он начал просить. А когда базар разошелся, подбирал с земли вместе с другими детьми брошенные гнилые помидоры, потерянные картофелины и раздавленные огурцы, очищал с них пыль, сор и ел. Ночь проспал Микитка на площади за кучей сухого навоза. Много раз за ночь отбивали часы, и колокол, казалось Микитке, кричал в жаркую ночь спаленным полям;

— Идем!.. Идем! Идем…

И Микитка пошел за колоколом. Идет он дорогой меж хлебов. По деревням крыши заново покрыты. Приходит в починки, дает ему дедушка Андрюша медный рожок и говорит:

— Ты подпасок, а я пастух, вырастешь, надел земли дадут, своя полоса тебе колосом поклонится, и своя избушка улыбнется. Белобревенная закрасуется она на солнце, как суслон свежих аржаных снопов, как Белянка председателева круторогая с веселыми глазами.

Солнце нового дня накалило Микиткину голову, и он проснулся.

«Пойду в починки, рожок попрошу, не дам падчаринцам ни одной овечки. Надел дадут, и будет свой хлеб! — решил он.

По каменным, горячим, не остывшим за весну и лето, улицам торопился Микитка.

— В починок, дяденька, где дорога? В починок Кугунур? — спросил он у прохожего.