Не на пляже и не на «ЗИМе»,не у входа в концертный зал, —я глазами тебя своимив тесной кухоньке увидал.От работы и керосиназакраснелось твое лицо.Ты стирала с утра для сынаобиходное бельецо.А за маленьким за оконцем,белым блеском сводя с ума.стыла, полная слез и солнца,раннеутренняя зима.И как будто твоя сестричка,за полянками, за лескомбыстро двигалась электричкав упоении трудовом.Ты возникла в моей вселенной,в удивленных глазах моихиз светящейся мыльной пеныда из пятнышек золотых.Обнаженные эти руки,увлажнившиеся водой,стали близкими мне до мукии смущенности молодой.Если б был я в тот день смелее,не раздумывал, не гадал —обнял сразу бы эту шею,эти пальцы б поцеловал.Но ушел я тогда смущенно,только где–то в глуби светясь.Как мы долго вас ищем, жены,как мы быстро теряем вас…А на улице в самом делеот крылечка наискосокснеговые стояли ели,подмосковный скрипел снежок.И хранили в тиши березыльдинки светлые на ветвях,как скупые мужские слезы,не утертые второпях.
ПРИЗНАНЬЕ
Не в смысле каких деклараций,не пафоса ради, ей–ей, —мне хочется просто признаться,что очень люблю лошадей.Сильнее люблю, по–другому,чем разных животных иных…Не тех кобылиц ипподрома,солисток трибун беговых.Не тех жеребцов знаменитых,что, — это считая за труд, —на дьявольских пляшут копытахи как оглашенные ржут.Не их, до успехов охочих,блистающих славой своей, —люблю неказистых, рабочих,двужильных кобыл и коней.Забудется нами едва ли,что вовсе в недавние днивсю русскую землю пахалии жатву свозили они.Недаром же в старой России,пока еще памятной нам,старухи по ним голосилипочти как по мертвым мужьям.Их есть и теперь по Союзунемало в различных местах,таких кобыленок кургузыхв разбитых больших хомутах.Недели не знавшая праздной,прошедшая сотни работ,она и сейчас безотказнолюбую поклажу свезет.Но только в отличье от прежней,косясь, не шарахнется вбок,когда на дороге проезжейраздастся победный гудок.Свой путь уступая трехтонке,права понимая свои,она оглядит жеребенкаи трудно свернет с колеи.Мне праздника лучшего нету,когда во дворе дотемная смутно работницу этуувижу зимой из окна.Я выйду из душной конторки,заранее радуясь сам,и вынесу хлебные коркии сахар последний отдам.Стою с неумелой заботой,осклабив улыбкою рот,и глупо шепчу ей чего–то,пока она мирно жует.
