Читать «Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна» онлайн - страница 118
Рафаэль Абрамович Гругман
В 1965 году, когда Мясников завершил мемуары, ещё не были опубликованы воспоминания Аллилуевой и Хрущёва, и он не знал то, что теперь уже знаем мы: боясь разгласить факт преступной халатности и нерасторопности высшего руководства страны, врачей сознательно ввели в заблуждение. От них утаили подлинные события, предшествовавшие инсульту, включая дату и время, когда охрана обнаружила Сталина лежащим на полу в бессознательном состоянии, и безо всякого умысла, в близком кругу они распространяли ложь, поддерживая официальную версию. Продолжим чтение мемуаров:
«Всё время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в скважину и увидел Сталина распростёртым на полу между столом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал в дальнейшем всё время. Из Москвы из Кремлёвской больницы был вызван врач (Иванов-Незнамов), вскоре приехал Лукомский — и они с утра находились здесь.
Консилиум был прерван появлением Берии и Маленкова (в дальнейшем они всегда приходили и уходили не иначе как вдвоем). Берия обратился к нам со словами о постигшем партию и народ несчастье и выразил уверенность, что мы сделаем всё, что в силах медицины. “Имейте в виду, — сказал он, — что партия и правительство вам абсолютно доверяют, и всё, что вы найдёте нужным предпринимать, с нашей стороны не встретит ничего, кроме полного согласия и помощи”.
Эти слова были сказаны, вероятно, в связи с тем, что в это время часть профессоров — “врачи-убийцы” — сидела в тюрьме и ожидала смертной казни».
Ещё одно подтверждение участи, ожидавшей профессоров-врачей, гордость советской медицины, вся вина которых — графа в паспорте «национальность».
«Сталин лежал грузный; он оказался коротким и толстоватым, обычное грузинское лицо было перекошено, правые конечности лежали как плети. Он тяжело дышал, периодически то тише, то сильнее (дыхание Чейн — Стокса). Кровяное давление — 210/110. Мерцательная аритмия. Лейкоцитоз до 17 тысяч. Была высокая температура, 38 с десятыми, в моче — немного белка и красных кровяных телец. При выслушивании и выстукивании сердца особых отклонений не отмечалось, в боковых и передних отделах лёгких ничего патологического не определялось. Диагноз нам представлялся, слава богу, ясным: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза. Лечение было назначено обильное: введение препаратов камфары, кофеина, строфантина, глюкозы, вдыхание кислорода, пиявки — и профилактически пенициллин (из опасения присоединения инфекции). Порядок лечебных назначений был регламентирован, но в дальнейшем он всё больше стал нарушаться за счёт укорочения сроков между впрыскиваниями сердечных средств. В дальнейшем, когда пульс стал падать и расстройства дыхания стали угрожающими, кололи через час, а то и чаще.
Весь состав консилиума решил остаться на всё время <…>. Мы ночевали в соседнем доме. Каждый из нас нёс свои часы дежурства у постели больного. Постоянно находился при больном и кто-нибудь из Политбюро ЦК, чаще всего Ворошилов, Каганович, Булганин, Микоян.