Читать «Бульвар Ностальгия» онлайн - страница 11
Владимир Савич
Пианино стояло в дальнем углу магазина. Солнечный пыльный луч,
пробившийся из маленького зарешеченного окна, безмятежно покоился на его
матовой поверхности. Пробравшись сквозь баррикады буфетов, столов,
диванов, я оказался у инструмента и, пораженный, замер. Боже праведный,
передо мной стояло мое пианино! Осторожно и ласково провел я пальцем по
прожженному «до» малой октавы и, ни минуты не колеблясь, отдал задаток. На
следующее утро светло-песочный «Красный Октябрь» перекочевал в мой дом.
Три дня «пианинный доктор» возился у расстроенного нелегкой жизнью
инструмента. Три дня вытаскивал он какие-то диковинные ключи, болты и
деревяшки из своего смешного ридикюля. Три дня что-то натягивал и
подтягивал, стучал молоточком и прислушивался к гудящим больным
внутренностям старого пианино. Вволю намучив меня и «Красный Октябрь»,
«доктор» присел на велюровую банкетку и шопеновским «Ноктюрном»,
который когда-то давным-давно играла девочка с труднопроизносимой
фамилией, вернул инструмент к жизни.
Мастер ушел, а я вместе с дочерью, более покладистой, чем её отец (сумевший
избежать штормов мажорных гамм и штилей минорных трезвучий), пустился
учить азы нотной грамоты, пытаясь хоть так сгладить вину перед инструментом
и собственной судьбой. Но, увы, разбей я сегодня и вдрызг свои пальцы, мне
уже вовек не добраться до несметных сокровищ музыкальной гармонии,
которую я когда-то с такой непростительной легкостью отверг.
Но играть я все же выучился. И в тоскливые вечера, когда все кажется
бессмысленной суетой, а мир– уродливым и безобразным, я подхожу к своей
черно-белой «несостоявшейся судьбе», чуть трогаю её клавиши, и со звуками
вызванных к жизни мелодий оживают далекие дни моего детства, которые,
несмотря на сомневающуюся в их реальности память, все-таки были.
Шпилька
Тимура Благонравова – студента консерватории по классу скрипки -
вызвали в комитет государственной безопасности.
Следователь, к которому темным узким коридором направился Тимур, носил
спокойную и миролюбивую фамилию – Иванов. Хотя у постоянных
посетителей кряжистого здания КГБ, из окон которого (как шутили остряки)
«хорошо был виден Магадан» – Иванов шел под прозвищем «Зверь». Не
следователь, а сущий дьявол. Даже номер его кабинета состоял из трех
шестерок.
В отличие от своих товарищей по ремеслу, придерживавшихся (хотя бы на
предварительных допросах) интеллигентных методов, Иванов с ходу, как он
говаривал, «ломал подследственным рога».
– Без срока, как ты понимаешь, Благонравов, ты от меня не выйдешь. Даже и не
надейся! – пообещал Иванов еще не успевшему переступить кабинетный порог
Тимуру.
За следовательским окном млел теплый сентябрьский день. Попасть в такой
день в острог представлялось плевком в лицо мирозданию.
– За что срок, товарищ… Я… что… Я… ничего… – Тимур принялся возводить
защитную линию.
– Пиночет тебе товарищ, а я – гражданин следователь. Понял-нет, смычок!? -
смял оборонительный рубеж подследственного тертый опер Иванов. – А за что
срок, так тебе, лишенец, должно быть понятней моего. Компрометируешь