Читать «Романы. Рассказы» онлайн - страница 199

На привалах, после тяжелого перехода, Гугас собирал своих друзей погонщиков и рассказывал им о дальних странах, где ему пришлось побывать, о столкновениях с разбойниками и о делах храбрецов родной долины. Апет старался во всем подражать Гугасу и мечтал о подвигах, чтобы быть достойным его сестры Сирануш… Жаль, не дожил Гугас до светлых дней, ради которых боролся всю жизнь.

Сирануш украдкой вытирала слезы. Заметив это, Апет погладил ее черные, тронутые сединой волосы и тихо сказал:

— Ты не печалься, Сирануш. Вечной жизни не бывает, и мы все смертны. Твой же брат отдал свою жизнь за то, чтобы те мрачные дни канули в вечность, и поверь мне, что им возврата никогда не будет.

— Знаю, что не будет, но как вспомню, что погибли тысячи безвинных людей, а те немногие, что уцелели, разбрелись по чужбине, сердце мое кровью обливается. Кто знает, может быть, мои родные тоже уцелели от резни и сейчас мучатся где-нибудь на краю света; может быть, живы дети моего брата Гугаса, — ведь их было четверо, племянники Мурад, Нубар, Васген и Аместуи. Они тогда были совсем маленькие. — Голос Сирануш дрожал, и она делала усилия, чтобы окончательно не расплакаться.

— Хватит печальных воспоминаний! — Завен наполнил бокалы. — Выпьем в память погибших друзей, а Заназан пусть споет нам песенку.

Девушка не заставила себя долго упрашивать, она с готовностью подошла к пианино, откинув крышку, взяла несколько аккордов и под свежим впечатлением только что услышанного рассказа спела старинную песню Хариба-изгнанника, которую пели с тоской армяне из поколения в поколение:

— Крунк! Куда летишь? Крик твой слов сильней! Крунк! Из стран родных нет ли хоть вестей? Стой! Домчишься вмиг до семьи своей. Крунк! Из стран родных нет ли хоть вестей? Пусть мои мольбы тщетно прозвучат, Крик твой слаще, чем в скалах водопад. Твой в Алеппо путь? Иль летишь в Багдад? Крунк! Из стран родных нет ли хоть вестей?

Заназан пела вдохновенно, и каждый звук ее сильного, чистого голоса уводил далеко-далеко, напоминал о вековом горе народа, о его безысходной тоске. Завен беспокойно вертелся на стуле. Апет, закрыв ладонью глаза, не шевелился. Мурад, припав грудью к подоконнику, смотрел на город, утопающий в светло-серебристых лучах луны, и вздыхал. Одна Сирануш дала волю слезам и тихонько всхлипывала. Между тем песня то превращалась в плач, то, нарастая, звучала как крик отчаявшейся души Хариба.