Читать «Долг (Приказы не обсуждаются)» онлайн - страница 120

Вонючее чрево присоски неумолимо приближалось. Гарри уже чувствовал, как оно источает своё внутреннее зловоние. Видел, как внутри его вспучиваются, налезают друг на друга морщинистые железы покрытые мурашками…

В этот момент всколыхнулось водное пространство и потоки воды ударили в дно.

Две огромные доски опустились сверху ухватили эту огромную личи угрожавшую Гарри с двух сторон и, зажав её посреди, так сильно, что две её половины налились красноватыми цветом, утащили ввысь. Всё произошло мгновенно. Словно по сигналу все оставшиеся личи завопили, захрюкали. От издаваемых ими разнообразия резких звуков было не скрыться. Но те же доски, или похожие на них, продолжали опускаться и выхватывать личи одну за другой.

Уносящиеся ввысь, личи истошно свистели, оглушая всё пространство, приводя в ужас всех, пока ещё остававшихся внизу….

— Свеженькие! — сказал голос откуда-то сверху, — Ещё попискивают……

Глава 51. Упаси их души…

Игорь открыл глаза. С перерывами, словно захлёбываясь, продолжала свистеть тюремная сигнализация. Он лежал на жёсткой подстилке. Видимо когда-то давно она выглядела упругим полосатым матрасом. Хотя, можно ли было даже тогда назвать его упругим? Быть может, только по сравнению с теми досками, на которых он лежал. Со временем вата, которой он был набит, просто скаталась, превратившись в волокнистые комки местами похожие на сырую и вонючую паклю. От подстилки несло чем-то прокислым заплесневелым с запахом мочи и опрелости. Наверно так пахнут тюремные слёзы. Или горе. И как бы ты не старался, находясь в камере, обойти матрас стороной, в конце концов, ты оказывался на нём. Садился на него и даже засыпал. Потому что кроме него никто не мог приютить тебя здесь и согреть. Он едва закрывал собой сбитые доски подиума, который странным образом походил на сцену. Можно было предположить, что вся камера является маленьким театром со сценой, освещаемой квадратной лампой в стене под потолком. И хотя всё было готово к началу представления, зрители отсутствовали. Занавеса не было и можно было видеть всё. Единственный актёр слонялся по театру, иногда залезая на сцену, иногда, свернувшись калачиком, на ней засыпал.

Вот уже несколько дней по этому театру в ожидании звонка одиноко блуждал он, старший оперуполномоченный Бойдов. Теперь ему уже не казалось это странным. Даже наоборот. Гораздо лучше он мог бы сыграть один свою роль. Эффектно произнести задуманный автором монолог. Но до сих пор ему не предоставили саму пьесу, и какая роль уготована в ней ему он не знал.

Серые угрюмые стены принимали его с сочувствием, стараясь заглушить далёкие звуки с воли, извещавшие, что где-то продолжается другая жизнь. Они уже не казались такими чужими и неприступными. В их суровости появилась доброта и сожаление. Словно извинялись за несоответствующую презентабельность своих удобств и бедность обстановки. Брошенный вместо подстилки матрас не казался жёстким. Пытался согреть и подарить немножко уюта одинокому актёру, приютившемуся на ночлег. Неизвестно сколько времени он проведёт здесь, пользуясь его услугами, ожидая звонка, и всё окружающее старалось оставить хорошее впечатление о себе. Теперь они стали друзьями. Холодные стены обрели внутри себя нечто живое, думающее, и старались проявлять свою заботу, чтобы как можно дольше его сохранить. Их внимание было похоже на любопытство спичечного коробка, внутри которого жужжит пчёлка, совсем недавно сидевшая на очаровательном цветке с долгожданным лакомством. И оказавшаяся в заточении, благодаря озорству белобрысого весёлого мальчугана запершего её свободу в шести стенах и слушающего, как она бессознательно скребётся изо всех сил, отыскивая малейшую щелочку с доступом свежего воздуха. Совершенно не понимая, что её заточение и дальнейшая гибель явятся следствием обыкновенной шалости. Ей ничего не грозило снаружи фанерного коробка, но внутри его, она губила себя сама, стараясь услышать малейший звук, которому ранее не придавала значения, и который теперь стал последним, что связывает её со свободой.