Читать «Последний остров» онлайн - страница 218

И додюжило сердце, справилось с собой и со всеми другими болями.

Увидел Иван красивую, нарядную, как до войны, Катерину, увидел взрослого сына. И спасибо всему святому, что довело его к дому и подарило эти счастливые мгновения.

Он аккуратно притушил цигарку. Достал из чемодана подарки: сыну – командирские часы со светящимся циферблатом; Аленке – замшевую, расшитую бисером безрукавку; жене – отрез тонкого диагоналя, пусть костюм сошьет себе или платье. Все это разложил на столе, а сам надел парадный китель с дюжиной орденов да медалей. Уж выходить на последний свой парад, так выходить по всей форме и при наградах, которые даром не дают солдату.

И солдат этот был сейчас по-настоящему счастлив, сбылась его последняя мечта. Войну он с честью прошел от самого ее начала и до последних дней. Вернулся на родину. Обнял жену и сына. А умрет, так умрет на своей земле, на земле отца и деда, на земле, которая вскормила его.

А сердце отбивало последние удары, оно сделало все возможное и даже невозможное, это простое человеческое сердце…

А улица плакала.

Татьяна сразу увидела многих своих односельчан, и по их глазам, по их лицам поняла, что случилось непоправимое именно с Иваном Степановичем Разгоновым, потому что и утром весть о приезде его так же всколыхнула Нечаевку, не каждого в отдельности, а всех как одного нечаевцев. То был общий горестно-радостный вздох облегчения, а теперь же – одна на всех беда горючая.

Пока Татьяна и Жултай шли ко двору Разгоновых, перед ними, как в розовом бреду, проплыли знакомые лица.

У дома Сыромятиных прижались к бабке, которая причитала и крестилась, Юлька с Аленкой.

Среди дороги стоял высокий и широкоплечий старшина-танкист с медалями на выгоревшей гимнастерке. Одной рукой он обнимал припавшего к его груди Егора, а другой то поправлял сползающий с плеча рюкзак, то смахивал слезу.

Проскакал куда-то на лошади лесника Федор Ермаков. Лицо его было черным от горя.

Со двора Разгоновых, пошатываясь, вышел постаревший вдруг Парфен Тунгусов. Он беззвучно ругался, и левая щека его, пропаханная бело-розовым шрамом, дергалась, искажая лицо до нечеловеческой страшной улыбки.

От базара центром улицы шла, отрешенная от всего и вместе с тем ничего не понимающая в этом мире, красивая в праздничном наряде и в горе своем Катерина Разгонова.

Сберег Яков Макарович Сыромятин тот красный гарус, которым был накрыт стол на митинге в сорок первом году, когда уходили добровольцами на войну все нечаевские мужики. Теперь этим гарусом обили гроб Ивана Степановича Разгонова.

По завещанию самого Ивана, хоронили его на взгорье Лосиного острова у берега озера Лебяжьего. Хоронили на третий день. А перед этим две ночи, как настояла бабка Сыромятиха, по Герою устроили плач.

Плакальщицы, Секлетинья и Пестимея, две ночи не отходили от гроба покойного. В причитаниях своих они не только оплакивали Ивана, а поминали и всех дружков его боевых, что сложили головы на поле брани. Рассказали плакальщицы о храбрости солдат, об их добром сердце. Поведали в причитаниях, как не жалели солдаты живота своего ради земли русской, защитили вдов и сирот горемычных, и будет им за это вечная слава и память народная.