Читать «Гусиный остров (сборник)» онлайн - страница 11
Станислав Тимофеевич Романовский
– В прошлом году такого разлива не было, – всхлипнула мать, вытерла слёзы и сказала отцу: – Усаживай всех в лодку, да поехали. Алёшу горячим надо накормить.
Добрыню завели в лодку, и лодка сразу села на дно. Зайцы запрыгнули сами и уселись рядком на носу. А лиса не идёт. Отец хотел её в телогрейку завернуть, чтобы не искусала, да в лодку, но мать распорядилась:
– Поехали! Не хочет – не надо.
Вёслами, как шестами, отец с матерью столкнули лодку на глубину. Глянь – а лиса в лодке сидит!
– Когда же ты успела, безбилетница? – удивился отец, оглядел пассажиров и спросил: – Никого не забыли? Никого. Поехали!
Заработал мотор, и лодка на ровной скорости поплыла к лесу, к родному кордону.
Рядом в воде текло отражение. Посредине – искрасна-рыжая Добрыня. На носу – серые зайцы и лиса. А на корме – люди: два больших, один маленький.
У берега лиса на ходу спрыгнула и была такова.
А зайцы вышли вместе со всеми. Побегут-побегут, остановятся, оглянутся: ладно ли мы делаем? И опять побегут.
Дома за щами после Алёшиного рассказа семья в подробностях вспомнила поведение пассажиров. И Алёша насмешил всех, когда по-своему повернул отцовское слово:
– А лиса-то спрыгнула и – без оглядки. И спасибо не сказала, безбилетница!
За диким луком
После половодья луга сразу одевались травой, и земля под ней была зыбкой и вязкой.
Об эту пору поспевал дикий лук.
Его никто не пахал, не сеял, но среди зелени, как после забот сеятеля, были густо рассыпаны светлые, а то и розовые цветы его на сочных стрелках – собирайте, пока дикий лук свежий. Недолог его век, быстро деревенеет эта сладкая травушка…
Алёша и племянница Иринка пошли по дикий лук и намаялись. Луговая глина всё хотела стянуть с них башмаки, и если бы шнуровка была слабой – стянула бы.
Глина толсто налипала на ноги, как бы надевала на них вторую обувь, прошитую травинками, до того тяжёлую – шагу не шагнуть. Время от времени, не вынося собственного веса, глиняная эта обувка отваливалась, и недолго ногам было легко. Но тут же на ходу начиналось сотворение новой, ещё более грузной обуви.
Глина была, а дикого лука не было.
Наконец-то дети набрели на его россыпь, и Алёша сорвал на пробу первую стрелку, протяжную, светло-зелёную, с белым прозрачным комлем, и съел её с расстановкой, вместе с цветком.
– Алёша-а‑а, – услышал он позади себя жалобный голос девочки и обернулся.
– Иди сюда! – позвал он Иринку.
Она стояла по пояс в траве и не шевелилась.
– Завязла? Сейчас мы тебя вытащим.
Он подошёл к ней, подставил спину, и девочка обняла его шею прохладными щекотными руками. Алёша поднатужился, увязая в грязи, перенёс Иринку на твёрдое место – на полосу наноса, на сухие палочки, камышинки, брёвнышки, что оставило половодье.
Он посадил девочку на белое брёвнышко и наказал:
– Сиди здесь и никуда не ходи.
Она потёрла глаза грязным кулаком и пожаловалась:
– Пить хочу.
– Пить? – не поверил Алёша. – Ты только пила.
– Пить…
– Вот тебе палочка, сиди и башмаки очищай. А я схожу к озеру, вон оно блестит.
– Где?
– Вон, у тальников. И принесу тебе полную фуражку воды.
– Долго-то не ходи-и-и, – наказала Иринка.