Читать «Повесть Белкиной» онлайн - страница 43

– Эй!

…Он вздрагивает только слегка, и сразу приподнимает опущенные углы губ:

– Как ты здесь оказалась? Откуда?

– Ниоткуда. Сюда.

– Все в порядке? – смотрит с опасением, ждет подвоха.

Я киваю, сев в снег. Это от дыма, конечно, глаза слезятся; он, разумеется, т о ж е так думает. Я киваю еще раз, а потом кричу:

– Нуневозможножетакбольше-е-е-е!

– Я знаю, – он, тихо, сквозь кашель.

А потом молчим несколько часов, и только смотрим на звезды – они гораздо ярче, чем те, что были когда-то видны из нашего бывшего окна. Зверь теряет бдительность и, приближаясь, спрашивает, опрокидываясь на спину, по-звериному:

– Правда?

И я отвечаю Зверю на зверином его языке:

– Правда.

И мы опять молчим и смотрим на лес, потому как звезды уже погасли, и я не подлизываюсь к шее кремом, хотя началось давно – утро.

Я пересыпаю снег с ладони на ладонь – он так похож на белый песок! Левая рука затекает; подобные пьесы для двух актеров не даются малой кровью.

– Но ведь я не люблю твои риф-мы, – прищуривается он, смеясь зрачками.

– Какая разница, – хохочу я. – Да какая разница!

Снег на даче.

* * *

Ничего не было. Всё это «пустое», как сказал бы б.у. – шный… небритый… недо (приставка) – ношенный? – любленный?…

Сто пятнадцатое ноября

…или вот так: «здесь сонатно-симфонический цикл и получил наиболее полное развитие…», «изразцы семнадцатого века, отреставрированные знаменитым итальянским мастером…», «…великолепно! Божественно! Какая потрясающая игра!», «И вот этот купол…», «Давайте поговорим о прозе. Только о настоящей прозе, а не о том, что сейчас пишут!»…

…на «Историю Тома Джонса» фильдинговскую наткнулась. Сегодня. Когда тот конверт искала. Он был зажат пыльными книгами. Подарок. Фотография = фото, граф и я. Мы чудо как хороши, нам не больше 25-ти, черт, черт, черт… Хранить вечно. Вместо этого «вечно» читаю у Фильдинга: «Правду сказать, свет чересчур почтителен к критикам и вообразил их людьми гораздо более глубокими, чем они есть на самом деле… Законы литературного произведения стали устанавливаться не творчеством писателя, а предписаниями критика… Время и невежество, два великих покровителя обманщиков, придали всем их утверждениям авторитетность, и, таким образом, было установлено множество правил, как следует писать,… чтобы стеснять и обуздывать гений, вроде того как стеснили бы балетмейстера самые великолепные трактаты по его искусству, если бы в них выставлялось главным требованием, чтобы каждый человек танцовал в кандалах».

Но «танцовать в кандалах» неинтересно. Поэтому разрываю: восемь аккуратных частей – рецензия б.-у. – шного возлюбленного на мой последний роман. А потом выбрасываю конверт: итак, нас больше не существует. Рецензия, в сущности, не при чем: он – всего лишь мужчина. Один из. Даже если и критик.

– Э-го-ист-ка!! – унисон григорианского хорала.

Мальчишка вздрагивает, оборачивается, но ничего не слышит.