Читать «Триумф красной герани. Книга о Будапеште» онлайн - страница 145

Трамвай идет по городу – значит, жизнь возвращается.

Город-дом

Узор мраморных плиток перед базиликой Иштвана – коврик при входе. Тротуар – пол. Горшки с пальмами на тротуарах – те же горшки с геранью в комнатах, только крупнее. Улица – коридор; и там и там вдоль стен велосипеды. Вода в городе – практически в формате домашнего водопровода: Дунай – в набережных, дождь – в трубах. Белварош – гостиная с накрытыми столами. Улочки Еврейского квартала – детские комнаты. Сентендре – веранда. Два-три раза в год одной большой столовой становится проспект Андраши. Купальни – ванные. И для полноты картины, хотя тут как раз гордиться нечем, парки служат спальнями для тех, у кого – ни гостиной, ни столовой, ни спальни.

Герань на окне

Темная сторона Будапешта. Заключение

Будапешт вовсе не оставляет впечатления рая на земле. Покинув пределы «городской гостиной», Белвароша, можно запросто угодить ногой в собачье дерьмо, несмотря на все остроумие надписей про терезварошскую воспитанную собаку. А в Буде, если забраться подальше, случается встретить меланхолически очаровательные примеры медленного дряхления – не умирания, нет, но того разрушения, которое придает общеизвестную прелесть тонущей Венеции.

При взгляде из Пешта дальние холмы Буды, те, что позади Крепости, выглядят необитаемыми. Зеленый бархат, причесанный европейский лес. Между тем как раз там, под покровом зелени, прячутся самые дорогие дома, и среди них – самые старые. Те, что «всё в прошлом». Там есть виллы и особняки довоенной постройки. Старые сады разрослись так, что за оградой (металлической, кованой, стиля сецессион) уже ничего не разглядишь. Плющ и прочий терновник охраняют лучше кусачей собаки. Таблички «Kutya harap», то есть «Собака кусается», давно проржавели, и не одна кутя умерла уже здесь от старости. Синяя ель или две-три сосны за эти годы вымахали так, что дом начинает казаться грибом, притулившимся у их стволов; тень от них густая и вечная, без паузы на зиму, и дом с каменными ступенями крыльца, стертыми посередине, кажется, уже давно не видел солнечного света.

Трамвай, идущий по району, называемому Hűvösvölgy, «Прохладная долина», проезжает мимо здания, от которого как будто веет холодом. Два этажа, стилистические черты все того же сецессиона, но не столько в декоре, которого мало, сколько в очертаниях окон, в пропорциях флигелей и крыши, в силуэте ворот. Стекла в окнах целы, и дверь заперта, но видно, что жизни внутри нет. Дом пуст и заброшен, но пуст и заброшен не так, как это бывает с жилыми домами. Ни на школу, однако, ни на контору не похож; он смущает и едва ли не пугает… Впрочем, в те края редкие небудапештцы попадут в одиночку, а значит, всегда найдется тот, кто объяснит: это лечебница для душевнобольных, закрывшаяся и покинутая обитателями несколько лет назад.

И в Пеште стоит приглядеться к зданиям хоть по ту, хоть по эту сторону Большого бульвара, нет-нет да и проявятся отпечатки кровавых времен: то объявится пошлая бетонная облицовка нижнего этажа вместо бывших когда-то аркад с витринами, то тень на закате обозначит страшные в своей наглядности следы пуль на фасадах, очередями, от окна к окну жилых домов в глубинах Йожефвароша.