Читать «Как я была Пинкертоном. Театральный детектив» онлайн - страница 76

– Теперь Павлинова – я.

– Как ты можешь быть Павлиновой?

Лиза, не желая терять завоеванных высот, упрямо повторила:

– Теперь я Павлинова.

– Самозванка!

– От такой слышу! – Может, мать у Лизы и дворянка, но в роду точно были торговки с рынка, так сыграть бабу, упершую руки в бока, может либо настоящий талант, либо та, у которой эта поза в крови. Таланта у нью-Павлиновой не имелось…

– Ермолова не может стать Павлиновой!

– А Орлянская может?

Вылезший из автомобиля Тютелькин суетился вокруг, по привычке пытаясь замять назревавший конфликт. Суетилов, наоборот, стоял, задумчиво созерцая и, видно, прикидывая силы той и другой, чтобы вовремя принять сторону победительницы. Две Примы продолжали обличать.

Любовь Петровна использовала последний козырь:

– Но ты никто! Нарядиться можно, а петь, играть?

Усмешку Лизы оценил бы сам Станиславский. Она окинула Любовь Петровну непередаваемым взглядом с ног до головы (именно в таком порядке) и полупрезрительно произнесла:

– САМ сказал, что пою я лучше вас. И чтобы продолжала.

– Как САМ? – Похоже, Павлинова растерялась впервые в жизни. – Как это САМ? – В голосе послышалась паника. – Мы же должны выступать послезавтра?

– А выступали сегодня!

Это добило Любовь Петровну, которая начала осознавать, что она больше никакая не Прима.

Одарив онемевшую соперницу презрительной улыбкой, Лиза направилась в гостиницу. Строгачев сделал вид, что ему срочно нужно разобраться с водителем авто, Тютелькин несколько секунд метался между оставшейся стоять Любовью Петровной и гордо прошествовавшей в вестибюль гостиницы Лизой, и только Суетилов уверенно шел на полшага впереди новой Примы – чтобы открыть перед ней дверь.

Открывать не пришлось – навстречу им вылетел Гваделупов, но приветствовать не стал, наоборот, ловко миновав, направился к Любови Петровне. Вовремя, потому что к стоявшей столбом свергнутой Приме подошел с ее знаменитым чемоданом в руках извозчик:

– Гражданка, платить будем?

Гваделупов поинтересовался:

– Сколько?

Я не слышала, какую сумму назвал водитель кобылы, но актер крякнул:

– Однако…

На что получил ответ:

– Так ведь от самого Симферополя. И обратно надоть.

Перегнувшись через перила, я позвала:

– Николай Георгиевич, Любовь Петровна, поднимайтесь ко мне, у меня пирожные есть и чай хороший.

Через пять минут Любовь Петровна принимала ванну в моем номере, а улизнувший к нам от новой Примы Тютелькин, делая круглые глаза, шепотом поведал о концерте у САМОГО.

Еще через полчаса Любовь Петровна рыдала в кресле, рассказывая о своем неудавшемся любовном приключении:

– Как я могла так ошибиться?! Ради него я решилась бросить своего Вадима Сергеевича, этого благороднейшего человека! Бельведерский казался ангелом, а оказался подлецом!

– Ты хоть Вадиму Сергеевичу не сообщила? – От необычности ситуации Гваделупов даже перешел на «ты».

Любовь Петровна, снова ставшая Любой, бросила на него недоуменный взгляд:

– Я что, дура, по-вашему?

Хотелось ответить, что да, но мы только вздохнули. Она поняла, снова жалостно всхлипнула:

– Что делать-то?

Я смотрела на нее, недавно такую заносчивую, и видела перед собой несчастную бабу, у которой вдруг отобрали все. Ее жизнь давно зиждилась на этой всенародной любви, на популярности, на славе. Поверив болтовне ничтожного Бельведерского, Люба совершила опрометчивый поступок и дорого за него заплатила. Пережить свою славу – что может быть для артиста тяжелей?