Читать «Неоконченные споры» онлайн - страница 16

Борис Абрамович Слуцкий

Отцы и сыновья

Сыновья стояли на земле, но земля стояла на отцах, на их углях, тлеющих в золе, на их верных стареньких сердцах. Унаследовали сыновья, между прочих в том числе и я, выработанные и семьей, и школою руки хваткие и ноги скорые, быструю реакцию на жизнь и еще слова: «Даешь! Держись!» Как держались мы и как давали, выдержали как в конце концов, выдержит сравнение едва ли кто-нибудь, кроме отцов, — тех, кто поднимал нас, отрывая все, что можно, от самих себя, тех, кто понимал нас, понимая вместе с нами и самих себя.

Черта меж датами

Черта меж датами двумя — река, ревущая ревмя, а миг рожденья — только миг, как и мгновенье смерти, и между ними целый мир. Попробуйте измерьте. Как море меряет моряк, как поле меряет солдат, сквозь счастье меряем и мрак черту меж двух враждебных дат. Черта меж датами — черта меж дотами, с ее закатами, с ее высотами, с косоприцельным ее огнем и в ночь переходящим днем.

Третья память

Сначала она означала обычные воспоминания, — как в кинозале, мчала кадры, кадры, кадры. Но кадры сместились, сгустились, сплотились, перевоплотились в густые и горькие чувства и в легкие, светлые мысли. Сейчас, по третьему разу, память — половодье, но в центре водоворота моя небольшая щепка, ухваченная цепко жестокосердой волною. Делает все, что хочет, третья память со мною.

Тяжелая легкость

За тяжелую легкость — истребителя или эсминца, — с поворотами, схожими с оборотом Земли, полюбились мне велосипедные спицы, в раннем детстве еще за собой увлекли. А за легкую тяжесть — луча или ветра — полюбил, когда стал выходить постепенно в тираж, скорость автопробега, мотающего километры, словно мерную ленту, выбрасывающего    километраж. И тяжелая легкость, и легкая тяжесть для начала пункт А с пунктом Б для вас свяжет. А потом, как привыкнешь, так и не отвыкнешь, и, исполненный молодого огня, сядешь даже в такси и воинственно гикнешь, словно сел на коня.

Старый спутник

Словно старый спутник, забытый, отсигналивший все сигналы, все же числюсь я за орбитой, не уйду, пока не согнали. Словно сторож возле снесенного монумента «Свободный труд», я с поста своего полусонного не уйду, пока не попрут. По другому закону движутся времена. Я — старый закон. Словно с ятью, фитою, ижицей, новый век со мной не знаком. Я из додесятичной системы, из досолнечной, довременнóй. Из системы, забытой теми, кто смеется сейчас надо мной.