Читать «Карамель» онлайн - страница 77

Кристина Тарасова

— Как жаль, что смерть ее неминуема, — раздается вновь голос продавщицы, и ровные шаги отмеряют расстояние от подсобного помещения до кассы.

Я замыкаюсь в себе, ловлю себя на странной и глупой мысли, после чего прихожу к тому, что это изречение истинно только в сторону создания песочного цвета, таинственно появившегося из неоткуда и пропавшего там же. Продавщица видит едва различимую растерянность в моем взгляде и спешит добавить, что змея скоро умрет.

— Почему? — интересуюсь я и опять осматриваю дерево — пытаясь убедиться в том, что это муляж.

Не выходит. На коротких ветках, на стеблях, на припавших подле листьях — везде — жизнь снисходит каким-то невообразимым сиянием, ударяет не видным поначалу светом, жизнь переполняет скромные опочивальни свои в отпрысках.

— Она заболела, — обрывает девушка — глаза ее направлены на скрученную листву, в которой запряталась наша беседа и причина ее. — Потомства нет, партнера нет. Она последняя.

— Последняя в магазине? — спешу уточнить я.

— Мы — единственный магазин. Она просто последняя… последняя в Новом Мире.

Я смотрю на существо, которому предначертано умереть в скором времени. Змея выныривает своей песочной головой и услужливо кивает — может, здоровается? Не здороваюсь в ответ, но и не отворачиваюсь — смертница вновь грязнет в листве; и в следующий раз показывается на стволе, приспускаясь к корзине. Последняя… обремененное слово; звучит безнадежно и некрасиво — в любых смыслах и в любом контексте, будь то последняя станция, последняя остановка, последнее слово, последний человек на всей Земле; последний умрет скорее от безысходности, нежели от болезни.

— Никто не хочет покупать ее, — продолжает продавщица. — Никто не хочет смотреть на смерть. Никто не хочет смотреть, как вымирает целый вид. Никому эта смерть не нужна.

— Да люди вообще к смерти негативно относятся, — посмеиваюсь я, находя в своих словах самые горькие помыслы. — И живут они так, словно будут жить вечно.

Мы молчим некоторое время.

— Извините за навязчивость, но для кого вы здесь? — нарушает комкообразную тишину — прерываемую исключительно шипением змеи и перешептыванием листьев — девушка.

— Паук. Брахипэльма Смити.

— Ох, потрясающие создания. Они живут до тридцати лет.

— Меня переживет, — отшучиваюсь я, но выходит достаточно горький юмор.

— Я позвонила нашему поставщику, меня попросили передать, что к завтрашнему дню ваш заказ будет готов.

— Давайте добавим в заказ еще тумбу из дуба, — выдумываю я — с простым желанием пробыть здесь еще немного, послушать незатейливые сказки только открытого для меня создания, попытаться впитать жизнь с оробевших зеленых листьев, падающих в корзину и под ноги проходящим мимо.

Продавщица хочет сказать мне что-то про дорогое удовольствие из-за поднятых недавно цен на продукцию из дерева, но я обрываю ее неубедительные речи простым словосочетанием, которое чаще всего варьируется в беседах между членами нашей семьи. «Счет Голдман», Да-да, запишите на счет Голдман. Девушка улыбается, понимая, кто я и моя семья, тут же стеснительно прячет уголки губ, поджимая их и пытаясь подкусить острыми белыми зубами, а я уточняю параметры, говоря, что бы те были равны параметрам террариума. Девушка вновь исчезает за шторой.