Читать «Песнь валькирии» онлайн
Марк Даниэль Лахлан
Марк Даниэль Лахлан
Песнь валькирии
В гневе на английских баронов Вильгельм отдал приказ, чтобы все зерно, крупный скот, имущество и запасы провизии были сожжены дотла и на всем Севере ни у кого не осталось средств к существованию. На эту землю пришел такой голод, что более 100 000 человек, молодых и старых, умерли от истощения. Я всегда восхищался Вильгельмом в своих записях, но эти действия вызывают у меня лишь осуждение.
Ордерик Виталий
Я преследовал ее коренных жителей без всякой причины, будь то благородный или простолюдин. Я жестоко подавлял их. Многих я несправедливо обездолил; великое множество, особенно в графстве Йорк, погибло из-за меня от голода и меча.
Вильгельм Завоеватель
Глава первая
Опустошение севера
Была зима, и заснеженная земля расцветала пятнами пролитой крови. С выступа заледеневшего холма она видела, что огонь уже подобрался к ближайшей деревне. В бледно-голубое небо, словно гигантские когти, тянулись четыре извилистых языка дыма. Закатное небо заволокло дымкой, и она почувствовала во рту привкус дальних, уже догоревших пожаров. В одну из прошлых ночей она приняла доносившиеся издалека вопли за крики чаек, прилетевших с моря, которого ей никогда не доводилось видеть.
Когда-то она спрашивала о море у деда, великого путешественника, прибывшего из Дании вместе с королем Кнудом; он сказал ей, что море — это огромное, грязное серое чудовище, которое убивает людей, змея, опоясавшая своими кольцами весь мир, и каждому, у кого есть хоть капля здравого смысла, лучше держаться от него подальше. Норманнские воины, захватившие лежащую внизу долину, прибыли из-за моря, но не того, из-за которого пришли ее северные предки.
Норманны двигались вперед упорно, словно лавина. С самого рассвета она видела, как везде на их пути, будто черные флаги, от горящих домов вздымаются перья дыма. Чтобы выжить, Тола должна была убегать. У нее не было выбора.
Она промерзла до костей, но даже с этого расстояния могла чувствовать, что делают убийцы там, внизу. Она представила себя одним из них, ощутила, как разогрелись от тяжелой работы ее руки, как еще теплый труп животного, лежащий у ее ног,
и пожирающий все вокруг огонь наполняют ее тело радостью. На мгновение она почувствовала, что проникла в мысли норманнского воина — одного из них, настоящего либо воображаемого, — но настолько ярко и отчетливо, что он вполне мог быть настоящим. В нем был не только воинственный дух, но и лихорадочно-путаные мысли обычного человека. Он видел, как срубили под корень яблоню старой Нотгиз, как перерезали ее поросят, как люди, умирая от голода, приползали обратно, чтобы лизать их вмерзшую в ледяную землю кровь. Скованные морозом деревья и земля быстро тупили топоры, и приходилось часто натачивать их.
Видел он и то, как поля засыпали солью из раздутых повозок, следовавших за рядами воинов, а колодец отравили дегтем и трупами сыновей Нотгиз. Норманн знал, что соль — это лишь символический жест, но он был необходим для того, чтобы будущие повстанцы поверили: их земля будет бесплодной еще тысячу лет. Когда догорит ее дом и вместе с ним все имущество, он пустит своих людей вперед, а сам направит коня назад и галопом вернется, чтобы застать ее, выкапывающую спрятанное в земле зерно. Он знает все их хитрости. И только потом он уедет окончательно, а она, прежде чем умереть, постарается быть поближе к догорающему дому, чтобы согреться его последним теплом. Но ему нужно спешить. До конца дня эта сцена должна повториться еще раз. Он разыграл ее уже девятнадцать раз. Иногда он оставлял кого-нибудь в живых, чтобы тот, умирая, источал животный ужас до тех пор, пока не окоченеет. Иногда нет. Кого убить, а кого оставить в живых — этого не объяснишь разумом, это вопрос чувств, говорил он своим людям.