Читать «Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи» онлайн - страница 287
Дорис Лессинг
Все это Хильда вспомнила сейчас, при ярком свете весеннего солнца; ей хотелось убежать, но она знала, что наступающую катастрофу уже ничем не отвратишь. И даже в эту минуту, накануне ужасной очной ставки, она сознавала справедливость постигшей ее кары. Она бросила вызов богам. Она, при тайном соучастии Рикки, вступила на путь преступления. Ради него она преступила все земные законы. Она любила его до безумия, а такая любовь не знает преград.
Можно точно сказать, когда это началось. Она в восьмой раз получила запонку, через восемь долгих месяцев после того, как запонка была дерзко украдена у Рикки, и тут ее осенила мысль, которая сделала ее преступницей во имя Рикки. Сначала она подумала: «Любовь Элизабет ни в какое сравнение не идет с моей. Никто на свете не умеет любить как я: любить бесконечно, всей душой, не останавливаясь ни перед какими жертвами, ничего не страшась!» А потом: «Элизабет не имеет никаких прав на запонку Рикки». И вдруг, словно указание свыше, поразившее ее как молния, так, что она долго не могла прийти в себя: «Притворись, что ты ее потеряла».
В тот же вечер она пошла к Элизабет и сказала все. Элизабет рыдала, осыпала Хильду бурными упреками, а та отвечала нескончаемыми оправданиями и слезами раскаяния. Элизабет, глядя холодно и непримиримо, потребовала обыска в комнате Хильды; Хильда это предвидела (какое уж доверие друг к другу в таком важном деле) и сразу же согласилась — она услужливо помогала Элизабет шарить по ящикам, осматривать шкафы и даже перетряхивать постель; наконец Элизабет в полном отчаянии признала, что искать дальше бесполезно.
— Как ты могла, — растерянно повторяла Элизабет, — ну как же ты могла быть такой растеряхой?
— Я тебе сто раз говорила… Я взяла ее в школу, она лежала в сумке… Наверно, кто-нибудь…
— Как можно быть такой идиоткой? Ты, конечно, разболтала о ней своим девчонкам? Может, и по всем партам пустила!
— Да что ты! Никто на свете не знал, что она у меня, — только ты. Она была запрятана в самой глубине. Я даже не понимаю…
Сцена затянулась на несколько часов. Наконец Элизабет, бледная и измученная, ушла домой. Но через несколько недель она нашла в себе силы примириться с тем, что произошло. Да, запонка Рикки пропала, и ей уже никогда не коснуться ее, и никогда ей не придется испытать это волшебное ощущение, словно она прикоснулась не к запонке, а к загорелой, мужественной руке Рикки. Запонку потеряла Хильда; Хильда, которая своим упорством сломила ее сопротивление — недаром ей так не хотелось расставаться с запонкой! — и с тем же невиданным упорством установила какие-то воображаемые права на нее. Она, эта самая Хильда, потеряла запонку и утопила и свою и ее жизнь в беспросветной тьме. Но для Хильды тьма не так беспросветна, как для нее: разве можно сравнивать! Элизабет стала холодна и неприступна с Хильдой; виделись они очень редко — дружба уступает любви.
А Хильда все это время под личиной раскаяния пылала темной торжествующей радостью. Укрыв запонку в колыбельке сложенных ладоней, она лежала у себя на кровати, и голос Рикки из проигрывателя пронизывал ее насквозь, так что даже пальцы на ногах подергивались в ритме его песни; она не сводила глаз с его портрета — этот большой портрет, один на совершенно чистой стене, был великолепен. (А Элизабет — она всегда была вульгарной, от природы — оклеила всю свою комнату, от пола до потолка, сотнями фотографий Рикки — лепила на стенки все, что ей удавалось раздобыть, любые карточки, хорошие ли, плохие или вовсе неудачные. Это было просто коллекционирование, простое накопление, а единственная большая глянцевая фотография у Хильды была
