Читать «Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи» онлайн - страница 14

Популярность крупных преступлений — всего лишь один из побочных продуктов общества, основанного на корыстном расчете.

А вот и другой пример, совершенно отличный от первого, но имеющий ту же основу. В прошлом году во Франции министр по делам туризма широко рекламировал нововведение под названием «чеки улыбок». Все иностранные туристы получают во Франции чековую книжку и раздают «чеки улыбок» любому лавочнику, владельцу отеля, официанту или частному лицу, которые были добры к ним. «Добрый» француз несет чек в министерство по делам туризма и получает за это соответствующие льготы и премии. Это не чаевые. Чаевые — оплата за услуги частному лицу. А это введено специально, чтобы купить доброе отношение, то самое качество, которое некогда принадлежало к числу духовных ценностей.

Но вернемся к положению молодежи. Что получает и чего не получает она от общества?

Начну с рабочей молодежи.

Общество ведет подкоп под трудящихся с их рождения и делает это хитроумнейшим способом: им пытаются привить своего рода классовую солидарность невежества, грубой речи, презрения к интеллекту и культуре, воспитать в них предубеждение против образования, внушить мысль, что знания — дело «снобов», а не их. Вот убеждения, которые общество стремится выработать у представителей пролетариата; правда, как показывает борьба рабочего класса, из этого ничего не выходит. И тем не менее это и есть те неблагоприятные условия, которые должен преодолевать юноша из рабочей среды, если он хочет чего-либо добиться.

На нашей улице товарищи моих детей в большинстве своем дети рабочих, они способные, умные и остроумные ребята, но порой я сам не понимаю их речь. И это вовсе не значит, что они говорят на лондонском «кокни», просто они уродуют английский язык до неузнаваемости. Они опускают важнейшие слова, смазывают все, что звучит слишком определенно, и вообще разговаривают в такой манере, словно ясность выражения — преступление. Такая манера складывалась на протяжении поколений, и ни в одном обществе не существовало такого чудовищного способа лишить народ ясности мышления: слова этих людей невнятны, будто они никогда не уверены в том, что говорят, если речь не идет о самых насущных жизненных потребностях.

Вы, конечно, спросите, почему же в школе их не учат правильно говорить на родном языке. Школы для детей рабочих, может быть, и пытаются это делать, но они не в силах состязаться с общим социальным давлением, когда рабочим словно говорят: «Вы будете разговаривать только так. Хорошая речь не про вас». И хорошую речь отвергают. Если же язык рабочего оказывается богаче и сочней, чем речь любого буржуа, — это результат бунта против влияния невежества. Прекрасный пример — Алан Силлитоу. От рождения ему суждены были скудость мышления и невнятность языка, но, однажды открыв, что такое живое слово, он заговорил с такой силой, что немногие из буржуазных писателей могут с ним сравняться.