Читать «Художники Парижской школы из Беларуси. Эссе, биографии, путеводитель» онлайн - страница 89

Владимир Счастный

Во дворе Дома-музея М. Шагала

Сцена из спектакля «Шагал, Шагал…»

Слово «ярость» не сразу пришло на ум как аналог французскому «colere». Злость, гнев… Нет, ярость! Скорее даже яростность. Демонстративная, как у Модильяни, скрытая угрюмостью, как у Сутина, или воспринимаемая, как оптимизм Кикоина. Но всегда ярость благородная, как у настоящих художников. Именно это свойство, присущее любому человеку, у многих обитателей «Улья» гипертрофировалось как реакция на унижения на родине, лишения во Франции и воплотилось в творческую энергию, сконцентрировавшуюся на полотнах.

Янкель рассказывает о том, что лет двадцать назад его друг, физик, показал книгу «Молекулярная физика», написанную советскими учеными Кикоиными. Янкель написал им письмо, чтобы выяснить, не состоит ли он с ними в родстве. Реакция последовала не сразу. У адресата к тому времени были достаточно сложные отношения с КГБ. Он позвонил старшему брату и сыну, рассказал о письме и о своем решении не отвечать. Родителей, которые могли бы пролить какой-то свет на давние семейные отношения, к тому времени давно уже не было в живых. Отец умер за несколько лет до войны, а мать, оставшаяся одна в Пскове, не успела эвакуироваться и разделила страшную судьбу евреев, попавших в руки немцев. Лишь через несколько лет внучка адресата, к тому времени натурализовавшаяся в Америке, нанесла визит Янкелю и его сестре Клер, выяснив при этом, что она принадлежит к ветви, происходящей от того же гомельского раввина, что и французские Кикоины. К еще одной ветви принадлежат кинорежиссеры и продюсеры Жерар Кикоин и его брат Жильбер.

Янкель вместе с сестрой Клер основал Фонд Кикоина. Основной своей задачей эта организация считает собирание работ Мишеля Кикоина и художников круга Парижской школы, издание альбомов и монографий, посвященных его творчеству, и «возрождение интереса, который подвигнул этих иностранцев из всех четырех сторон света собраться во Франции в начале века». В ответ на рассуждения о том, что было бы хорошо, если бы работы отца оказались на родине, звучит: «Слишком поздно». Янкель перечисляет музеи, в которые были проданы или переданы работы отца уже в послевоенное время: Музей Пети-Пале (Женева), Национальная галерея Виктории (Мельбурн), музей Тель-Авива, музей Израиля. Многие из картин все же остались в Париже и хранятся в Национальном музее современного искусства Центра имени Жоржа Помпиду и в Музее современного искусства города Парижа. При этом основная часть из них выставлена в Музее искусства и истории иудаизма. Правда, несколько работ хранится у сестры Клер. Теперь ее фамилия Маратье.

Мадам Маратье в разговоре с гостями с родины ее отца не скрывает своего возраста и, похоже, принимает как должное очередную порцию совершенно искреннего восхищения ее памятью, живостью, несмотря на полную потерю зрения, острой реакции.