Читать «Пятая печать. Том 2» онлайн - страница 77

Александр А. Войлошников

Поощряют их начальники по-царски от щедрот государевых (государственных): то полушубочек как спецодежду, то допталон на кусочек жирненький! Такое персональным шоферам жалуют, что и не снится работягам, которые сутками на оборонку вкалывают! Еще бы раз персональный — на одном сиденье с начальством сидит, значит, и он — персона!

С детства нас пропаганда доставала о неравенстве в странах гнилого капитала. Дескать, там у буржуя — вилла в десять комнат, где три туалета, а у работяги — двухкомнатная квартирка с одной персональной эстрадой, унитазом. Но медицина установила, что у миллионера одна задница, так какая же ему разница, сколько у него унитазов? А если у работяги есть комната спальная персональная, куда не лезет ночью теща с назиданием, то чем ему живется хуже, чем любой акуле капитала?

А у работяги из барака, который давя клопов и отбрыкиваясь от крыс, любит свою жену под советы тещи; работяги, который ежели и пернет, то тут же поздравление слышит по этому поводу от соседки из-за занавески; у работяги, который зимой по большой нужде терпит до своей смены, чтобы при домашних «удобствах» размножалку не отморозить… вот у такого беспартийного работяги с партийным работягой гамлетовский «быт или не быт» — это две большие разницы.

А работяги, партийный и беспартийный, на одном станке ту же деталь делают. И единственное у них равноправие — квартплату с них дерут одинаковую, потому что за квадратный метр комнаты в бараке без водопровода и канализации беспартийный платит столько же, сколько партиец за квартиру с бесплатной кухней, ванной, коридорами, прихожей, балконом и всеми удобствами!

Конец репортажа 20

Репортаж 21

Сафари

Собака — друг человека.

Если друг оказался вдруг…

В. Высоцкий

Прошло три месяца.

Время — декабрь 1941-го.

Возраст — 15 лет.

Место — г. Свердловск.

УЗТМ (Уралмаш).

Стемнело и потеплело — пошел снег. Уличное освещение не включают, но за зашторенными окнами коттеджей зажигается электрический свет. Умолк надоевший патефон в соседнем коттедже и, как красиво написал Джек Лондон: «глубокое безмолвие царило вокруг». Если бы Рекс прочитал про глубокое безмолвие у Джека Лондона, он бы долго хихикал над человечьими глухотой и глупостью. В его чуткие, нервно подрагивающие уши всегда врывается лавина звуков. Он слышит рык автомобильных моторов на далеком Пышминском тракте и железную какофонию заводского гула, и, заполняющий весь мир, нежный шорох падающих снежинок. Но эти звуки привычны и не интересны. Набегавшийся по двору, Рекс спит в конуре и снятся ему не только образы и звуки, но и запахи. В памяти Рекса хранятся запахи людей, побывавших возле коттеджа, и те запахи, которые приносит ветер.

По запахам Рекс понимает чувства людей к Хозяину, но не может объяснить ему то, что знает о каждом посетителе. Рекс не знает, что Панасюк руководствуется не чутьем, а умом хитрым и корыстным. О делягах, как Панасюк, говорят в народе: «такому палец в жопу не клади — и там откусит!» Безграмотный, но заматеревший в партноменклатуре Панасюк обладает барственно-томным видом брезгливой утомленности и видом безапелляционного превосходства в разговоре с подчиненными, — теми манерами, которыми отличаются люди с низкой культурой и высокой должностью, а это закономерно при диктатуре пролетариата. Кроме барственных манер, Панасюк обладает инстинктами советского деляги, без которых и дня не продержаться в номенклатуре с волчьими законами выживания.