Читать «Пятая печать. Том 2» онлайн - страница 62

Оставшись наедине с книгой стихов Есенина, я забываю про «снятие остатков». Брожу по роще, мычу и бормочу. Бормочу, когда вслух читаю, мычу, когда перечитываю глазами, чтобы слышать музыку стиха. Встречаюсь с Вадимом за ужином. Он дарит мне тетрадку.

После отбоя, когда молоденькая дежурная медсестренка сворачивается мягким уютным калачиком на старом жестком диване, я сажусь за ее стол, где есть лампа и ручка с чернилами. Мне и медсестреночке везет: ночь проходит спокойно. К утру она выспалась, а я исписал стихами не только тетрадку, но и несколько бланков из стола.

Утром с воспаленными глазами и ликующей физиономией спешу в палату к Вадиму, чтобы вернуть книгу. После завтрака Вадима выписывают. Молча машу рукой ему вслед. Не принято уходящему из больницы говорить «до свидания», потому как лучше иметь синицу в небе, чем утку под кроватью… Осталась у меня от этой встречи школьная тетрадка со стихами Есенина. Хочется почитать еще, но клонит в сон… Но соседи мои, как назло, раздухарились: сидят на койках и громко, как на митинге, друг перед дружкой патриотизмом выпендриваются! Состязаются в любви и преданности советской власти. Все это было б мне по барабану, если бы каждый из них к врачебному обходу новые недомогания у себя не выковыривал, в надежде на отсрочку от призыва. Не мое дело их патриотизм… а противно их советское лицемерие! И если бы только патриотическим трепом ограничивалось словоблудие моих соседей! Но на мою беду в каждом из них закисает педагогический талант. А я — самый младший в палате… Ведь не знают мои соседи, что меня великий воспитатель Гнус воспитывал, а после него все Макаренки могут отдыхать. Наткнувшись на мои насмешки над их педагогическими потугами, гневно осуждают меня доморощенные Песталоцци, заявляя, что я слишком умный, раз не хочу общаться с простыми советскими людьми. И все интересуются: не еврей ли я… раз умный? А на фига мне общаться с ними? Славить Сталина и ругать Гитлера? Зачем у радио хлеб отбивать? Собственных мыслей у моих соседей не бывает, поэтому общаться с ними так же интересно, как с патефоном при одной пластинке: «Речь Сталина на 18-м съезде партии». Все они учились в школе по одной программе, одни и те же книги читали из школьной библиотеки: в октябрятах — «Муху-Цокотуху», в пионерах — «Павлика Морозова», в комсомоле — «Как закалялась сталь». От пионервожатых одну и ту же патриотическую программку получили: «каждый советский человек должен посадить дерево и соседа»… Единственное оригинальное, что может рассказать совчеловек — посвятить собеседника в интригующие таинства работы своего кишечника! Таков кризис общения в СССР. Тут только одно средство помогает: вмазать самосвала, чтобы закосоротить. А потом, распуская тягучие слюни, лезть ко всем с животрепещущим вопросом: «Ты меня уваж-жашь?» Но за пьянку из больницы сразу на фронт… а этого они… ой-е-ей, как не хотят! Зато как хотят уважения!.. Прочитать бы им стихи Есенина про них — про русский народ: