Читать «Слава не меркнет» онлайн - страница 56
ГАРРИ ТАБАЧНИК
каждый день ему докладывают о немецких самолетах, нарушающих границу.
Надо было добиваться решительных мер. Это не всегда удавалось.
В августе 1940 года генерал-лейтенант Смушкевич назначается генерал-инспектором ВВС при наркоме
обороны.
Генерал-инспектор мог лишь проверять. Конечно, выявление недостатков оказывало определенное
воздействие на боевую подготовку войск. И Смушкевич использует эту возможность. Он все время в
разъездах, постоянно бывает на аэродромах. После каждой проверки обязательно выступает с разбором.
Скупо, но не упуская ни одной мелочи, дает исчерпывающий анализ действиям авиации.
Выводы его нравились не всем. Спустя немного времени Смушкевича назначают помощником
начальника генштаба по авиации. На посту генерал-инспектора он пробыл всего четыре месяца.
Шла последняя предвоенная весна. Набухали и лопались почки, появлялись первые цветы, первые дожди
приветствовали открывшуюся солнцу землю. Все выше и выше становилось небо.
Все выше, и выше, и выше
Стремим мы полет наших птиц,
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ. [121]
Негромко напевая, Смушкевич просматривал свежие номера газет.
— Спокойствие наших границ, — повторил он.
Никакого спокойствия не было. Вчера сюда, в Барвиху, примчался взволнованный Хрюкин:
— Яков Владимирович, что же это такое? Все знают — война на носу, а нас отсылают черт знает куда от
границы!..
Потом появился Кравченко. Прямо с порога он категорически заявил:
— Никуда не поеду, пойду к Сталину.
Сегодня обещал приехать и рассказать, что у него из этого вышло.
Смушкевич опять попал в руки врачей. Ноги никак не хотели поправляться. По лестнице он не мог
спуститься без чьей-либо помощи. Но, завидев постоянных партнеров в домино Алексея Толстого и Хосе
Диаса, шел к ним. Подходили Михоэлс, Зускин, Яблочкина, Уткин. И уже нельзя было ничего уловить в
лице Якова Владимировича. Такой же веселый, оживленный, как и все. Но от проницательного взора
друзей ничто не может укрыться. И по молчаливому уговору к выходу Смушкевича стало пустеть фойе.
Не было никого и сегодня утром.
«Жалеют, — подумал Смушкевич. — Не хотят, чтобы мне при них приходилось улыбаться, шутить...
Чудаки!»
Приехал Кравченко.
— Ну что? — нетерпеливо спросил его Смушкевич.
— Был. Вхожу, он улыбается и спрашивает: «Что, тяжело без Бати? Прижимают теперь вашего брата».
«Да, — говорю, — Иосиф Виссарионович, только зря прижимают. Дисциплина была и раньше не хуже, а
летать мы теперь лучше не стали». Нахмурился. [122] «Чего вы хотите?» «Хочу учиться...» — отвечаю.
— Что? — удивился Яков Владимирович, знавший о том, что Кравченко уже несколько раз отказывался
от предложений поехать в академию, не желая в это напряженное время покидать войска.
— Это я специально ему сказал... Чтобы к своим быть поближе, а то ведь ушлют черт знает куда... А так, как начнется, я мигом — и в части. А? — Кравченко хитро улыбнулся.
Смушкевич не улыбался. Если для того, чтобы остаться поближе к границе, надо идти на всевозможные