Читать «Слава не меркнет» онлайн - страница 23

отличался лучшей маневренностью. Первый вывод, который напрашивался сам: им надо действовать

вместе.

«Ну хорошо, — рассуждал далее Дуглас, — в таком сочетании легче выиграть воздушный бой, но ведь

это не решает главной задачи. Как прикрыть столицу, когда самолетов так мало?»

— Пожалуй, сейчас самое время ехать в Мадрид, — посмотрев на часы, сказал Пумпур. — Ведь всего не

расскажешь, надо посмотреть самому.

Вот он, этот город, о котором он столько думал последнее время...

Мадрид открылся их взору во всем своем неповторимом очаровании, когда они вместе с Хулио поднялись

на верх знаменитой «Телефоники» — самого высокого здания испанской столицы, увенчанного

двухэтажной башенкой в стиле испанского барокко.

Море разноцветных крыш вокруг. Где-то там внизу, под этими крышами, творили Веласкес и Кеведо, Сурбаран и Сервантес, Кальдерон и Лопе де Вега, Гойя и Унамуно.

Протяжный вой падающих бомб прервал мысли Смушкевича. А через минуту то тут, то там взметнулись

в небо языки пламени и черные столбы дыма.

Такого видеть ему еще не приходилось. Где-то там, в море огня горел дворец герцогов Альба, из которого

дружинники и рабочие с риском для жизни спасали бесценные полотна великих мастеров. Содрогалась

от взрывов площадь Капитолия — это совсем уже рядом.

В зловещий хор звуков вплетаются артиллерийские залпы. Орудия мятежников начинают обстрел [52]

города... Несколько снарядов попадают в зал, где работают телефонистки. К счастью, снаряды почему-то

не взорвались. И девушки, будто ничего не произошло, по-прежнему вызывают Париж, Вену, Нью-Йорк, Женеву, Буэнос-Айрес... О чем услышат они, эти далекие от грохота взрывов и свиста бомб города? О

чем захотят услышать? Ведь, чтобы слушать о том, что происходит в Мадриде, надо тоже иметь

мужество.

Один за другим спускаются в зал журналисты. Нервный, побледневший француз Луи де ла Пре,

прибывший по заданию «Пари суар», передает в Париж: «Мадрид — это озеро крови, отражающее

пожар. Я вам уже сказал: я только регистрирую ужасы, я только сторонний свидетель. Но пусть мне все

же будет позволено сказать то, что я думаю. Самое сильное чувство, которое я испытал сегодня, не страх, не гнев, не жалость — это стыд.

Я стыжусь, что я человек, если человечество оказывается способным на такую резню неповинных».

Дуглас смотрел на объятый ужасом Мадрид. Нет, он не испытывал чувства стыда. Он видел то, чего не

увидел де ла Пре: между творившими все это и остальными людьми не оставалось уже ничего общего.

И опять де ла Пре: «Погибло две тысячи человек. Христос сказал: «Прости им, не ведают бо, что творят».

Мы должны сказать: не прощай их, ибо они ведают, что творят...»

Париж не услышал слов де ла Пре. «Пари суар» не напечатала его репортажей. Французский самолет, в

котором он летел на родину, был сбит фашистами, и де ла Пре погиб. Но в Париже не услышали и это. Не

захотели слышать. [53]

Как не хотели слышать в другом городе, в другой стране переданных отсюда, из сотрясающегося от

взрывов, зияющего пробоинами зала «Телефоники», слов Эрнеста Хемингуэя. Он только что спустился с