Читать «Златая цепь времен» онлайн - страница 5

Через полторы тысячи лет, — на середине расстояния по времени между Гомером и нами, — когда изменились не только общественные уклады и явились новые государства, но когда были похоронены и старые боги, воспетые Гомером, пожар погубил государственное книгохранилище Византии. Историк-современник счел необходимым особо упомянуть о гибели в огне Гомеровых поэм, написанных на цельной коже гигантской змеи.

Сегодня только специалист по древней истории назовет общественный строй, при котором жил Гомер. И не так уж многие из нас способны увлечься чтеньем «Илиады» и «Одиссеи». Но каждый знает — коль выдернуть Гомера из фундамента нашей культуры, все здание даст трещину от низа до верха.

А кто назовет имена правящих, имена и дела тех великих, могущественных, богатых, кто в годы жизни Гомера распоряжался сталью и золотом и кто мог бы по случайной прихоти раздавить поэта, как муравья? Никто!..

Ржавеет золото, и истлевает сталь.

Крошится мрамор, к смерти все готово.

Всего прочнее на земле печаль,

И долговечней — Царственное Слово…

(А. Ахматова)

Мы не знаем имени русского, сотворившего «Слово о полку Игореве». Но как странно и необратимо потускнело б наше прошлое — и мы вместе с ним! — не скажи он своего «Слова».

Мы ничего не знаем о поэте, сложившем миф об Орфее-певце, на звуки голоса которого из лесов выходили хищные звери и ласкались к нему. Но как близок и понятен этот поэт всем, знавшим нашего русского Орфея!

Вечером двенадцатого апреля 1938 года замечательная французская актриса Сорель, упав на колени, обратилась со сцены к зрителям:

— Сегодня мы потеряли величайшего артиста нашей эпохи!

Восемнадцатого апреля было необычайно холодно для Парижа. Шел второй день католической пасхи, когда парижане привыкли покидать город. Но тысячи, тысячи и тысячи их с утра собирались и на авеню Эйлау, у квартиры усопшего, и на улице Дарю — к зданию русской церкви, и у Большой Оперы, и на кладбище Батиньоль.

Гроб выносят Борис Шаляпин, сын покойного, И. Мозжухин, Г. Хмара, С. Лифарь… Цветы из теплиц и скромные букетики. Венки от министров, от обществ, и просто. На лентах: «Величайшему артисту века», «Национальной русской славе», «Русскому гению»… И другое, подобное.

Море обнаженных голов под ледяным ветром. Из храма звучит напутствие: «За все то духовное наследие, что он нам оставил, за прославление русского имени — за все это низкий ему поклон от всех нас и вечная молитвенная память».

В центре Парижа все движение остановлено. На тротуарах шпалеры людей с обнаженными головами в молчании провожают глазами погребальное шествие. У здания Большой Оперы ждет весь культурный Париж. Открывают двери колесницы, и два русских соединенных хора исполняют трижды «Вечную память».

На кладбище место было выбрано им самим. В открытую могилу его жена и дети бросают горсти сбереженной в семье псковской земли. За ними никому не известные русские люди идут и идут длинной чередой. И каждый делится с ним припасенным для себя, отсыпая в могилу из раскрытого мешочка долю священной для него и для нас родной земли. Речи сквозь слезы. И слезы без речей… Духовное наследие. Царственное Слово.