Читать «Тойота-Креста» онлайн - страница 224

– Что?

– Это значит одно, – медленно сказал Женя, – что враг – уже здесь. Вот это что значит.

– Н-да.

– Поэтому так и сложно, не всякий выдерживат. Зло – оно как-то частями прилипает и к каждому. Я сам до конца не понимаю… Ну, вот ещё, можно, да? – Женя полистал.

– Иоанн Кронштадтский… Ты знаешь… – он поднял глаза, – это такие люди были… Когда вникнешь, они как старшие братья становятся. Ты уже без них себя не представляешь. Вот он пишет: «Не скорби безутешно о злополучии Отечества… Скорби о том, что ты плохо подвигаешься к Отечеству нетленному, вечному, на небесах уготованному, что сердце твоё далеко от Бога». – Женя положил книгу. – А я не могу не скорбеть! Не. Мо. Гу. Ну что я – плохой из-за этого? И Бог меня осудит? Я грю, передумал тут столько, пока ехал. Пять тышш двести вёрст одних токо мыслей… без заезда в Братск. Потом ещё смерть Вэди…

Женя помолчал.

– И ты знаешь, Андрюх, я вот думал и про то кино наше несуществующее. Там вот герой мучается, думает о двух Отечествах своего служения: земном и небесном… И всё пытается их пересечь – они у него порозь до поры. И он понимает, что всё объяснение в смерти. Что её таинство, такое одноразовое и страшное с точки зрения… так сказать, слепотствующего мирянина, коими мы с тобой являемся, – оно настолько переводит всё в другую плоскость, что автоматически главным вопросом становится вечность. И весь секрет, что поймёшь это, только когда на пороге будешь… этой самой… калитки, за которой останется навеки всё близкое, что было твоей огромной жизнью, всё до слёз любимое, подробное и важное, включая мысли о Боге. Ну, чтоб наглядней: есть телевизор. По нему кажут бесовщину, а есть православные и русские программы, между прочим, очень хорошие и душеполезные. Но когда ты на пороге, вопрос уже не в выборе программ, а вообще в наличии телевизора. Или ещё правильнее – в наличии глаз, или ещё точнее – самого зрителя. И ответить на него можно только через Бога. Вот где разница, понимаешь? И отсюда не следует, что Отечество русское второстепенно по отношению к небесному. И вроде бы он это понимает, наш с тобой герой, но понимает и другое – знаешь что?

– Ну?

– Что всё это мудрствование. И вопрос остаётся… Знаешь почему?

– Почему?

– Потому что он не у калитки. Он живой. И ему больно от того, что происходит. И он находит для себя ответ: раз существуют два этих служения и их надо пересечь, то… сделать это может только… Знаешь что? Подвиг. Смерть за Православное Отечество. И он готовится… Но это кино… Когда придумывают героя – неспроста такую воздушную прокладочку кладут между ним и собой, ну чтоб музе руки развязать, чтоб личное не путалось под ногами. Но она двоякая, эта подушка безопасности, потому что героя можно нагородить какого угодно, а потом выбраться из-под него спокойненько, отряхнуть коленки и уйти домой обнимать девчонку или попивать водчонку под морожену печёнку, как мы с тобой и делаем. Поэтому я думаю – ну-ка его к бабаю это кино. А? Надо быть научиться, а не героев выдумывать.