Читать «Три любви Фёдора Бжостека, или Когда заказана любовь» онлайн - страница 52
Ежи Довнар
Звали больную Малгожата и была она жительницей приморского города в западной Польше Устка. Взрослые дочь и сын дожидались её возвращения из поездки, а супруг три года тому назад, к сожалению, покинул семью и отправился жить к другой женщине. Они с Малгожатой были одногодками, – обоим было по пятьдесят лет – как умели, выстраивали отношения друг с другом, но давалось им это с трудом. Поэтому судьба-злодейка в образе более молодой и респектабельной женщины заявила однажды свои права на мужа и отца семейства, и он не стал сопротивляться этому роковому соблазну. Видимо, фальшивыми были его отношения и чувства к Малгожате. Она, конечно, загрустила, считая себя, как любая женщина в подобной ситуации обиженной, хотя главная причина грусти заключалась в том, как материально они будут жить дальше без основного кормильца. По профессии она была художником-портретистом, специального высшего образования не получила – так, художественная студия за плечами, не более того – и поэтому зарабатывала на хлеб, в основном, рисованием портретов приезжавших к морю отдыхающих туристов в летний сезон. Рисовала всё: от шаржей до серьёзных изображений карандашом, углем, сангиной, фломастером и даже губной помадой. За шарж брала пятьдесят злотых, за портрет – семьдесят. Желающих запечатлеть себя на бумаге было не так уж много, хотя в не очень знойные дни удавалось заработать до трёхсот-четырёхсот злотых. Вроде бы не так уж плохо по средним польским меркам, но надо было учитывать, что зимой и весной она оставалась фактически без работы. Кроме того, существовала жёсткая конкуренция, так как количество умеющих рисовать и желающих быть запечатлёнными на бумаге всегда оставалось в пользу первых. Соблазн отдать себя в руки того или иного рисовальщика определялся личным его обаянием, какой-то непонятной притягательной силой, а, скорее, везением, и совершенством тех образцов, которые он выставлял в виде собственной рекламы напоказ. Вообще, художники в большинстве своём это малообщительные люди с небольшим интеллектом, зачастую пьющие по-чёрному и живущие в своём особом мире образов вплоть до отрешённости от всего остального мира, и порой даже не стремящиеся к карьере – как это принято в сфере искусства – путём пожирания себе подобных в окружающей среде. Они не в состоянии решать бытовые проблемы и в случае невезения и негативного стечения обстоятельств скатываются в яму, ибо ничего другого делать не умеют. Но перед тем, как в неё скатиться, они приходят на центральную площадь или на городской пляж. Здесь, на коммерческом пленере, где взад-вперёд прохаживаются владельцы живых денег, мысли о высоком искусстве очень быстро испаряются, и прикладное ремесло становится двигателем прогресса. Малгожата, как и все остальные, продвигала его в направлении собственного кармана и ощущение приятной удовлетворённости разливалось по её телу, когда взамен фаса или полупрофиля, изображённых на бумаге, она получала денежную купюру. Ей было гораздо проще по сравнению с теми, кто витал в высоких облаках и по случаю нужды вынужден был опуститься на прозаическую землю, снизойдя до поделочного искусства. Она – даже наоборот – выполняла свою работу тщательно и с любовью, рисуя взрослых за деньги, а маленьких детей, порой, бесплатно. После развода с мужем такую льготу пришлось отменить. Кроме того, она реально представляла себе жизнь во всём её диапазоне, от прекрасного до отвратительного, ибо живопись именно такова, и от снисходительного до жестокого, – а это уже диапазон человеческих натур. Познала она это на собственной, как говорится, шкуре, когда однажды летним вечером её изнасиловали двое мужчин на берегу моря, куда она пошла искать оставленный ею мольберт. Малгожата тихо плакала, вспоминая этот гнусный эпизод и проклиная при этом своего теперь уже бывшего мужа, потому как не уйди он от неё, и ничего подобного бы не случилось – так думала она. Но рано или поздно всё заживает, зажила у Малгожаты и эта, психическая рана. Про это она никому, естественно, не рассказывала, кроме одного мужчины, но случилось это значительно позже случившегося унижения.