Читать «Дикий барин (сборник)» онлайн - страница 147

С ветки на шведку

За время моего отсутствия домочадцы совершенно обленились и растолстели. Воспользовались ситуацией.

Окинул неровный строй родственников тяжелым взглядом, на левом фланге кто-то с натугой попробовал втянуть живот, но с шумом выдохнул. Остальные члены экипажа решили не кривляться. Стояли понурые, готовые ко всему. Призраки пищевых оргий тоскливо стенали в проемах. Статуя предка-основателя закрыла кровавое лицо ладонями.

Обратился к приговоренным с речью. Твердо поставив лакированный ботфорт на барабан, зачитал список кар и воздаяний.

Утром вывел шатающийся от переедания списочный состав на полосу препятствий. Сам бежал впереди всех, свирепо оглядываясь на бессильно обмякших в колючей проволоке, бьющихся во рву и застрявших в покрышках.

Бежал, конечно, хромая на обе ноги, сгорбившись и подняв шерсть на загривке. Почувствовал себя павианом. Интересное ощущение. Интересностью ощущений поделились со мной и соседи, наблюдавшие нашу веселую прогулку со своих обваренных крутою смолою стен.

Честно скажу, живу хрен знает где. Раньше у нас было как-то жутковато, но просторно. А теперь поналепились особнячки друг на дружку по склону. Часто бывает непонятно – это мой двор или уже чья-то крыша?! Так что жуткость сохранилась, а вот чувство свободы (ну, так, чтоб с бубном у костра или в вакхических служениях голой жопой в заводь) исчезло.

Пойду сейчас в гости к кому-нибудь. Попроведаю.

Вечером намечены человеческие жертвоприношения моему любимому богу Тескатлипоке, покровителю первого дня Тростника. Будет весело, будет интересно. Надо явку обеспечить.

Прощание

Представилось только что у камина.

Вот собираю я вокруг своего сурового солдатского одра, вынесенного плачущими усатыми гренадерами в библиотеку, близких всяческих своих. Ну, там, жен бывших, детей, в углу рыдают коллеги, компаньоны, поддерживая друг друга, в черном поголовно, стоят скульптурной группой «Граждане Кале». Мычат дальние родственники, ну, это из-за медикаментозной терапии, долго рассказывать. Дворня теребит подолы рубах, насупились под окнами, говорят негромко, басят, вздыхают. Соседи шумно крестятся в смежной с оранжереей столовой, звякают тяжелым столовым серебром, подкрепляются. Моцартов «Реквием».

Я лежу, облаченный не в простой серый сюртук, а в полную парадную форму. Выпуклые алмазы на звездах лежат на муаре лент, мерцающем при свечах. Седые кудри падают на расшитый золотой пальмовой нитью тугой воротник.

Наследники первой очереди додушивают, толпясь за фонтанчиком, самую вредную врачиху. За багровыми портьерами только визги и возня. Иногда лицо чье-то появится и руки, скребущие по паркету, потом за ноги обратно за портьеры втаскивают.

И тут я поднимаюсь на одре, сгребая рукой полу настеленной шинели, в глазах встает торжествующее небо цвета маренго с парящими орлами. Орудийный гром! Свист взметаемых клинков!

– Дети мои! – говорю торжественно. – Дети мои!

Ну, все скучиваются вкруг, ловят каждое слово. Отец Евстафий рукавом фонарь прикрыл, чтобы успеть вовремя сигнал из окна подать световой на колокольню. На бирже играет.