Читать «Золотая Русь. Почему Россия не Украина?» онлайн - страница 171

Во Львове такое братство возникло в 1572 году и 14 лет спустя получило от антиохийского патриарха Иоакима право патриаршей ставропигии, то есть независимость от местных церковных владык. Это имело огромное значение, поскольку местный православный епископ Гедеон Балабан склонялся к церковной унии. Впрочем, в дальнейшем Балабан выступил против униатства, примирившись с Братством. Инициатором создания братства во Львове был Юрий Рогатинец, прославленный мастер-ремесленник, внедривший «новый вид и стиль седельного мастерства», а одновременно с тем, по словам его соратников, неформальный «патриарх и доктор» для львовян, общественный деятель, талантливый публицист. Львовское братство в 1585 году открыло свою школу, в которой преподавали и светские науки. По образцу Львовского вскоре открылись братства и школы и в других городах – Перемышле, Галиче, Красном Ставе (Красныставе) и других. Львовские братчики имели солидный опыт борьбы за свои права с католическим большинством Львова. Не удивительно, что многие галичане возглавили борьбу против унии и на всей территории Малой Руси, находящейся под польским господством. Так, Елисей Плетенецкий из-под Львова возглавил Киево-Печерскую Лавру, неподчиненную униатскому митрополиту. Когда же униатские иерархи попытались сместить Плетенецкого, то весь православный Киев выступил в его защиту, а назначенного на его место униата утопили в Днепре. Преемником Плетенецкого стал еще один галичанин из деревни Копыстна в окрестностях Перемышля – Захарий Копыстенский, блестящий писатель и полемист. Галичанин Памва Берында, поэт и переводчик, стал одним из первых издателей православных книг. Преподаватель Львовской братской школы, происходивший из мещан Белза, Лаврентий Зизаний в 1596 году издал азбуку и церковнославянскую грамматику. Среди наиболее известных православных публицистов, борющихся с унией, был афонский монах Иван Вишенский, происходивший из Судовой Вишни под Львовом. В 1620 году Иерусалимский патриарх установил новую православную иерархию, то главой всей церкви, не признающей унию, стал опять галичанин Иов Борецкий. Он был ректором Львовской братской школы, в 1615 г. переехал в Киев, возглавив теперь школу при основанном там братстве. В 1620 году Иов стал новым митрополитом Киевским, Галицким и всея Руси. Дважды Иов посылал в Москву посольства с просьбами о помощи, которая была так нужна в трудном деле борьбы с униатами и королевской властью за право существования православия в Речи Посполитой. Но бурный подъем православного (что для тех времен означало также и этнического) пробуждения был недолгим. Кризис Речи Посполитой во второй половине XVII века привел к упадку городской жизни. В результате постепенно деятельность братств угасала. И униатство окончательно восторжествовало. В 1700 году львовский епископ Иосиф Шумлянский объявил о присоединении к унии (греко-католической церкви). Однако решительное сопротивление епископу оказали Львовское Успенское Ставропигиальное братство и монастыри Галиции. Львовское братство продолжало борьбу с унией до 1708 г. Добило братство разорение Львова войсками шведского короля Карла XII во время Северной войны. Еще дольше, чем братчики, противилось введению унии православное монашество Галиции. Манявский скит в Карпатских горах сумел продержаться, не признавая унию, до 1786 года. Монастырь этот так никогда и не был совращен в унию – его упразднил своим приказом император Иосиф II после того, как Галиция вошла в состав империи Габсбургов. Этот же монастырь окормлял две последние оставшиеся православные церкви в Галиции – во Львове и Бродах. Обе церкви были в нанятых частных квартирах, по предписанию общеобязательного закона, существовавшего еще с середины XV века, который запрещал православным строить новые или ремонтировать старые православные храмы. Наиболее несгибаемые сторонники православия переезжали на Левобережную Украину или в Московское царство, где многие беженцы из Галиции сделали неплохую карьеру. Среди них был Стефан Яворский, уроженец местечка Явор, при Петре I местоблюститель патриаршего престола и президент Святейшего Синода, то есть фактически возглавлявший всю Русскую церковь. Итак, в XVIII веке уния все же восторжествовала среди русин Галиции. Восток и Запад Малой Руси уже не связывали духовные узы – главные культурные скрепы эпохи. Галиция все больше и больше теряла свой русский характер. В 1720 году городе Замостье состоялся собор униатской церкви, на котором униатство подверглось заметной латинизации. Были внесены поправки в порядок литургии в соответствии с римско-католическим каноном, признаны католические дополнения в Символ веры (филиокве), введен ряд чисто католических праздников. В униатских храмах теперь могло не быть иконостасов, зато установлены скамьи, священники стали брить бороды и даже внешне стали напоминать ксендзов. Правда, на правобережной Украине эти новшества из-за сопротивления казачества не успели утвердиться, а вскоре последовало возвращение малороссийских земель по правому берегу Днепра в состав России и ликвидация унии. Но Галиция, которая при разделе Польши досталась Австрии, осталась униатской, вместе со всеми латинскими новшествами. Одно время, на рубеже XVI и XVII столетий, как уже упоминалось, была сделана довольно удачная попытка защиты от религиозных преследований путем организации еще не ополяченным и не окатоличенным городским населением православных «братств». Львовское братство развило весьма интенсивную культурно-религиозную деятельность, но она продолжалась не долго и уже в первой половине XVII века быстро пошла на убыль, сдавая одну за другой позиции под давлением мероприятий правительства, которое всячески содействовало наступлению католицизма. Особенно усилилось и сделалось успешным это наступление после провозглашения Брестской унии (1596 г.). И за одно столетие, к началу XVIII века, православная Галиция формально сделалась униатской, католической. Это не значит, что народ воспринял догмы и дух католичества. Но после перехода в унию высших церковных иерархов, автоматически начала считаться униатской и их паства, мнения и согласия которой никто не спрашивал.