Читать «Откровенные тетради» онлайн - страница 66
Анатолий Самуилович Тоболяк
Кротов неожиданно рассмеялся и бесшабашным движением руки взлохматил свои светлые волосы.
— Чего хихикаешь? — обиделся было я.
— Вы сказали «жизненный опыт», и я кое-что вспомнил. Знаете, что мне рецензент о повести написал? «Вы способный человек, но в своем творчестве идете от литературы. Вам не хватает жизненного опыта».
— Ну, черт возьми! — возмутился я, почувствовав вдруг кровную обиду за Кротова. — Плюнь, Серега.
— А я плюнул. На повесть! Сжег ее к чертям — и все. Он ведь прав. По всем статьям.
— Э, постой! Как же так! — запротестовал я, сбитый с толку.
— Хотите, объясню? Это как дважды два. Я о чем писал? О себе. Кто главный герой? Я. Чем занимается герой? Пишет повесть. О ком? Обо мне. Понимаете? Замкнутый круг.
— Постой, постой, приятель! А ты как хотел? В каждом произведении так или иначе отражается личность автора. Без этого не бывает литературы.
— Правильно! Фолкнер тоже себя выражал. Но его герои не похожи на него, они слиты из тысяч людей. Или, например, Хэм.
— Какой еще Хэм?
— Хемингуэй.
— А!
— Возьмите его Старика. Смог бы я такой образ создать? Ни за что. А почему? Я на море ни разу не был, промысел не знаю, психологии рыбаков не понимаю. Я могу расписать, как я стою на берегу Москвы-реки и ловлю на удочку пескаря. И мысли при этом будут пескариные. А стиль, вероятно, слизан у Хэма. Или вот Леонов…
— Да перестань ты меня авторитетами давить! Речь не о том.
— Речь о принципе! Нужно знание жизни, Борис Антонович. Рецензент прав. Я писал и упивался, как глухарь на току. Вот сказал «глухарь на току», а глухаря я в жизни не видел и не слышал, как он поет. Это просто фраза, понимаете? За ней ничего не стоит. Я послал повесть и думал: все с ног попадают от восторга. А меня оглоушили. Раздолбали будь здоров! Я сжег от злости. Кинул в топку, а потом сам чуть туда не прыгнул. И решил — все! Кончено! И Кате сказал: не вышло из меня графа Монте-Кристо. Поехали в Москву. Хватит! А она знаете что?
— Ну-ка, ну-ка!
— Разозлилась — жуть! Закричала, что я трус и предатель. Я ее такой еще не видел… чуть глаза не выцарапала. — Он смущенно потер пальцем переносицу.
— П-правильно! Молодец Катя! Дальше что? — не терпелось мне.
Кротов задумчиво покосился на меня.
— И еще сказала: уходи немедленно из котельной. — Он помолчал, поглядывая в сторону танцующей Кати, и неожиданно спросил — Помните, я в стадо ездил?
— Ну?
— Я ошалел тогда. Чапогира знаете, Тимофея Егоровича?
— Конечно знаю.
— Ну, вот. Настоящим делом занимается. Согласны?
— А тебе-то что? Еще один очерк хочешь о нем написать? Вторую премию отхватить?
— А теперь Катя выздоровела, — думая о другом, ответил он, и глаза его совсем затуманились.
Меня охватило недоброе предчувствие.
— Постой-ка… постой… Ты что имеешь в виду? Ты что хочешь этим сказать?
Кротов тряхнул головой, словно просыпаясь…
— Короче, Борис Антонович, мы уезжаем!
— Ка-ак? Куда?
— Время! Время, вперед! — перекрыл он своим голосом музыку и вскочил с места.
— Стой! Отвечай!
Но Кротов уже метнулся от дивана, подлетел к моей жене, отдыхающей в кресле, склонился в поклоне, подхватил ее и через секунду так заработал своими длинными ногами, что у меня в глазах зарябило.