Читать «Заря над Уссури» онлайн - страница 14

— Василь встал? — несмело спрашивает.

— Спит он еще, — чуть слышно ответила Алена, а сама очей кротких поднять на него не смеет.

— Я в ночь-то не забылся. Все ты, Аленушка, передо мной стоишь. Коса золотая по плечам… — шепотом сказал Петр.

Смотрит он на Алену, и она на него глянула. Так и стоят оба…

— А Василя ты забыл?

— Забыл! Все я на свете забыл… Одна ты…

Затосковали-затомились они с той поры.

Тянется Петр к Алене, и она неспокойная стала.

Василь скоро заприметил, что у Петра при виде Алены дыхание занимается. Взвихрился. Забушевал, еще пуще стал ерепениться, кулаками сучить. Слова простого, не только поперечного, ему не скажи.

— Замолчи! Я — хозяин! Нет того тошнее, когда твоя дворняжка на тебя же и гавкает.

Где уж там гавкать!..

В эти годы многие крестьяне-бедняки, обездоленные, безземельные, собирались на переселение: кто — в Сибирь, кто — в Среднюю Азию, кто куда с горя решил подаваться.

Стал и Василь лыжи вострить, — авось удача клюнет на новых местах. А что Василь надумал, топором руби — от своего не отступится. «Я — хозяин!»

— Собирайся, Алена! Избенку запродам — и в путь!

Сомнение на Алену нашло, ходит темная, печальная, страшится: «Завезет на чужую сторону, в чужи люди и забьет насмерть в сахалинском краю. Схорониться некуда, заступиться некому». Дома-то, хоть иногда — втихомолку от неистового во гневе сынка Васеньки — свекровь приголубит в редкую минуту.

— Терпи, сношка, терпи, милая! И с чего это он так к тебе осатанел? Право, не приворот ли чей? Ничего не поделаешь — муж законный. Не поедешь добром — этапом повезут…

Последние дни перед бедственной разлукой ходили Алена и Петр Савельевич потерянные, хоть и всячески скрывали потаенную кручину. Вся-то их короткая радость была в нескольких словах, которыми они у плетня перекинулись, а больше ничего и сказано не было. Однако уезжать Алене было трудно, будто душу свою здесь оставляла. И совсем для нее солнце закатилось, когда ранним летним утром услышала Алена плач и крики в соседнем дворе.

Припав в бессилии грудью к плетню, смотрела она, как маленькая, сухонькая мать Петра Савельевича, словно разъяренная клушка, бросалась на двух дюжих усатых жандармов, которые с револьверами в руках вели ее сына.

— Петрунька! Сынок! Не отдам тебя лиходеям! Богом заклинаю, отдайте родимого…

Жандарм легонько оттолкнул седенькую старушку, и она, сраженная отчаянием, рухнула на землю…

— Маманя! Не просите вы их. Разве это люди? Ржавые сердца… — сказал Петр и шагнул к матери.

— Куда?! Марш вперед! — гаркнул жандарм.

Петр, не обращая внимания на повисших на нем жандармов, одним легким движением сбросил их с себя, быстро наклонился, поднял мать на ноги и поцеловал ее.

— Прощайте, маманя! Скажите отцу…

— Иди, иди без разговоров!

Высоко подняв голову с каштановым чубом над высоким, открытым лбом, Петр шагнул за ворота родного дома, и первый взгляд его был в сторону плетня, где стояла Алена.

— Петр Савельевич! — крикнула она не своим голосом.

— До скорого свидания, Аленушка!

— Будет тебе, мерзавцу, свидание, как потаскаешь лет двадцать тачку на каторге! — злобно крикнул жандарм и, приподнявшись на носки, ткнул Петра в спину револьвером. — Марш вперед! И без разговоров! Наговорился…