Читать «Что я видел. Эссе и памфлеты» онлайн - страница 132
Виктор Гюго
Красота долга становится настоятельно необходимой; стоит один раз осознать ее, и повинуешься ей без колебаний; мрачное очарование самопожертвования притягивает сознание, и все испытания принимаются с суровой радостью. Приближающийся свет превращается в пламя. Сначала оно освещает, затем согревает, наконец, пожирает. Но это не имеет значения, в него бросаются, соединяются с ним, увеличивая его сияние своей собственной жертвой. Гореть – значит блистать. Каждый, кто страдает ради истины, доказывает это.
Освистать, прежде чем изгнать, – это обычный прием разъяренного большинства; оно предваряет материальные гонения моральными. Проклятия начинают то, что заканчивает остракизм. Они готовят жертву к жертвоприношению со всей напыщенностью оскорблений; и они ее оскорбляют, это их способ короновать ее.
Пишущий эти строки прошел через все эти разные способы действий и получил только одну заслугу – презрение. Он исполнил свой долг и, получив в награду лишь оскорбления, удовольствовался этим.
Вы увидите, в чем заключались эти оскорбления, прочитав данный сборник истин, над которыми надругались.
Хотите несколько примеров?
Однажды, 17 июля 1851 года, он изобличил с трибуны заговор Луи-Бонапарта и заявил, что президент хочет стать императором. Раздался чей-то голос:
– Вы подлый клеветник!
Впоследствии этот голос принес присягу империи за тридцать тысяч франков в год.
В другой раз, когда он боролся против жестокого закона о депортации, послышалась реплика:
– Подумать только, что эта речь будет стоить Франции двадцать пять франков!
Этот человек стал сенатором империи.
В следующий раз еще один будущий сенатор заявил:
– Вы обожаете восходящее солнце!
Да, восходящее солнце ссылки18.
В день, когда он произнес с трибуны слово, которое никто не употреблял прежде:
Иногда возгласы негодования и взрывы смеха длились четверть часа. Оратор, который здесь говорит, использовал их, чтобы собраться с мыслями.
Во время оскорблений он опирался на стену трибуны и медитировал.
В тот же день, 17 июля 1851 года, он произнес это слово: «Наполеон Малый». При этом гнев большинства был настолько велик и разразился с таким угрожающим шумом, что его было слышно снаружи.
В этот день он поднялся на трибуну с намерением быть там двадцать минут, а оставался на ней три часа.
За то, что он предвидел государственный переворот и заявил о нем, весь будущий сенат будущей империи объявил его «клеветником». Против него выступила вся партия порядка и все консерваторы, начиная с месье де Фаллу, католика, и заканчивая месье Вьейяром, атеистом.
Иногда утомительно быть одному против всех.
Он давал отпор, пытаясь ответить ударом на удар.
Когда однажды по поводу закона о клерикальном образовании, скрывающем порабощение учебных занятий под эгидой
