Читать «Что я видел. Эссе и памфлеты» онлайн - страница 127

Великолепный свет праздника, алый, слегка кровавый осветил сад почти как днем.

Моя мать, казалось, не хотела идти так далеко, делая робкие попытки остановится, но, несмотря на это, идущая впереди меня группа продолжала прогулку и дошла до деревьев, окружавших часовню.

Они беседовали, деревья хранили тишину, вдалеке праздничная пушка стреляла каждые четверть часа. Я никогда не забуду то, о чем сейчас расскажу.

Когда они вошли под деревья, один из собеседников остановился и воскликнул, глядя на ночное небо, полное света:

– Все равно! Это великий человек!

Из темноты раздался голос:

– Здравствуй, Люкотт, здравствуй, Друэ, здравствуй, Тийи.

И высокий человек появился в тени деревьев.

Трое собеседников подняли головы.

– Смотри-ка! – воскликнул один из них.

Казалось, он был готов произнести имя.

Моя мать побледнела и приложила палец к губам.

Они замолчали.

Я с удивлением смотрел на них.

Привидение, для меня это было оно, вновь заговорило:

– Люкотт, это ведь ты говорил.

– Да, – ответил Люкотт.

– Ты говорил: это великий человек.

– Да.

– Ну так кое-кто более велик, чем Наполеон.

– Кто?

– Бонапарт.

Наступило молчание. Его нарушил Люкотт.

– После Маренго¹⁰?

Незнакомец ответил:

– До Брюмера.

Генерал Люкотт, который был молод, богат, красив, счастлив, протянул незнакомцу руку и сказал:

– Ты здесь! Я думал, ты в Англии.

Незнакомец, суровое лицо, глубокий взгляд и седеющие волосы которого я отметил, вновь заговорил:

– Брюмер – это поражение.

– Да, республики.

– Нет, Бонапарта.

Это слово, Бонапарт, очень удивило меня. Я всегда слышал «император». С тех пор я понял эту возвышенную фамильярность истины. В тот день я впервые услышал великое обращение на ты к истории.

Все трое, а это были три генерала, слушали в изумлении.

Люкотт воскликнул:

– Ты прав. Я бы принес в жертву все, чтобы вычеркнуть Брюмер. Великая Франция – это хорошо; свободная Франция – лучше.

– Франция не великая, если она не свободная.

– Это тоже правда. Я отдал бы свое состояние за то, чтобы вновь увидеть Францию свободной.

– Я отдал бы жизнь, – сказал незнакомец.

Вновь наступило молчание. Слышался шум веселящегося Парижа, деревья были розовыми, отблески света освещали лица этих мужчин, созвездия исчезали над нашими головами в сверкании озаренного иллюминацией Парижа, свет Наполеона, казалось, наполнил небо.