Читать «Вилла Рубейн. Остров фарисеев» онлайн - страница 27

Джон Голсуорси

Сарелли остановился.

— Эта девушка в белом… — быстро проговорил он. — Да! Вы поступаете правильно! Прочь! Не поддавайтесь! Я замешкался и попался… а что получилось? Все пошло прахом… а теперь… кюммель!

Он хрипло захохотал, подкрутил ус и покачнулся.

— Я был молодец хоть куда… все было по плечу Марио Сарелли; всему полку был примером. А потом, появилась она… хорошенькие глазки и белое платье, всегда в белом платье, как ваша, родинка на подбородке, ручки быстрые, а прикоснется… теплые, как солнечные лучики. И не стало прежнего Сарелли! Маленький домик у крепостного вала! Ручки, глазки, а здесь у нее ничего, — он похлопал себя по груди, — кроме пламени, от которого очень скоро остался только пепел… вот такой!.. — Он стряхнул белесый пепел с конца сигары. — Забавно! Вы согласны, hein? Когда-нибудь я вернусь и убью ее. А пока… кюммель!

Он остановился возле дома, стоявшего у самой дороги, и осклабился.

— Я уже надоел вам, — сказал он. Сигара его ударилась о землю у ног Гарца, выбросив сноп искр. — Я живу здесь… всего хорошего! Вы любите работать… ваша честь — это ваше искусство! Я понимаю. И потом вы молоды! Человек, которому плоть дороже чести, низок… я и есть низкий человек. Я, Марио Сарелли, низкий человек! Плоть мне дороже чести!

Он покачивался у калитки, с ухмылкой на лице; потом, спотыкаясь, поднялся на крыльцо и захлопнул за собой дверь. Но не успел Гарц сойти с места, как он вновь появился на пороге и поманил его рукой. Гарц невольно шагнул к нему и вошел в дом.

— Будем кутить до утра, — сказал Сарелли. — Вино, коньяк, кюммель? Я добродетелен… Пью только кюммель!

Он сел за пианино и стал что-то наигрывать, Гарц налил себе вина. Сарелли кивнул.

— С этого начинаете? Allegro-piu-presto! Вино-коньяк-кюммель! — Он стал наигрывать быстрей. — Это не слишком долгий пассаж, а потом… — Он снял руки с клавиш, — … приходит это.

Гарц улыбнулся.

— Не все кончают самоубийством, — сказал он.

Сарелли, раскачиваясь во все стороны, заиграл тарантеллу, но вдруг оборвал и, глядя во вcе глаза на художника, стал играть «Kinderscenen» Шумана. Гарц вскочил.

— Довольно! — закричал он.

— Пробирает? — учтиво спросил Сарелли. — А что вы скажете об этом?

Он снова склонился над пианино и стал извлекать из него звуки, подобные стонам раненого животного.

— А это для себя! — сказал он и, повернувшись на табурете, встал.

— За ваше здоровье! Итак, вы верите не в самоубийство, а в убийство? Но так не принято. Вы, наверно, презираете то, что принято? Это светские условности, а? — Он выпил стакан кюммеля. — Вы не любите общества?

Гарц пристально смотрел на него, ему не хотелось ссоры.

— Я не в восторге от чужих мыслей, — сказал он наконец. — Предпочитаю думать сам.

— Выходит, общество никогда не бывает правым? Бедное общество!

— Общество! Что такое общество? Несколько человек в хороших костюмах? Что оно сделало для меня?

Сарелли откусил кончик сигары.

— Ага! — сказал он. — Теперь мы попали в точку. Хорошо быть художником, свободным художником; у людей дисциплина, а для него, как говорится, закон не писан.