Читать «Госпожа камергер» онлайн - страница 185

Виктория Борисовна Дьякова

Вот уже совсем близко к ней виднеются разбившиеся тесно, как пчелиные соты, слепленные друг с дружкой сакли – над ними поднимается курящийся душистый кизячный дымок, долетают гортанные звуки спорящих мужских голосов, а с ними – женские, детские голоса у фонтана во дворе сераля верховного имама. Напряженное пение муэдзина тянется в чистом горном воздухе. Скоро проявятся первые черкесские секреты. А может быть, все это только кажется ей?

Когда до нее донесся дробный топот копыт – она не удивилась. Она была уверена, что, заметив ее с гор, мюриды скачут за нею. И остановилась. В какой-то момент в голове мелькнула мысль, чтобы бежать, спастись. Но совладав со своим малодушием, она осталась на месте – села прямо на дорогу в песок, подобрав под мокрое платье ноги. И ждала – ждала удара шашкой.

Она подумала, что уже просто бредит, когда вместо черкесских бешметов и обмотанных чалмами папах увидела перед собой русские мундиры. Спрыгнув с коня, князь Потемкин подбежал к ней, поднял из клубящейся вокруг пыли и держал в своих руках.

– Вы с ума сошли, мадемуазель Маша, – услышала она доносящийся словно издалека его голос, обращенный к ней. – Зачем вы поступаете так?

– А вы? – вдруг сама не ожидая от себя, она разлепляет запекшиеся губы и говорит ему пересохше, скрипуче – внутри в горле она чувствует какой-то странный солоноватый привкус, который сильно мешает ей. Ком подкатывает все выше, вот-вот и вовсе лишит ее голоса: – Вы, Александр, зачем так поступали со мной всегда? Теперь я могу сказать вам, потому что навсегда от вас освободилась, от того плена отчаяния, в который вы меня ввергали. Я направляюсь в аул к имаму Шамилю, потому что хочу разделить участь того, кого любила здесь, на Кавказе, и кто в отличие от вас, даже исповедуя другую веру, сумел понять меня намного лучше вас. И полюбил. Я не хочу возвращаться к вам, в вашу жизнь, где вы опять станете бросать меня, показывая мне мое ничтожество. Я больше не хочу ничего этого – жить ничтожеством в Петербурге в тени вашей славы и любовных побед. Оставьте меня. Навсегда. Слышите – навсегда! Только ради вашей матери я пришла к вам, чтобы предупредить о нападении Казилбека. И теперь вы живы – я вполне довольна всем. Но только из-за вас, из-за вас моя жизнь сложилась столь нелепо, – она уже не может говорить, кровавый ком сдавливает ей горло немилосердно. – Впрочем, я даже благодарна вам, – она почти виснет в его руках, теряя силы. – Я многое узнала здесь, на Кавказе, в том числе и преданную, жертвенную любовь… – Все очертания плывут перед ее взглядом, но она еще видит, как посерело и без того блеклое от слоя пыли красивое Сашино лицо, как сдвинулись черные брови под надвинутой низко мохнатой папахой, а глаза стали почти что черны.

– Вашу помощницу, монахиню Кесбан, черкесы убили с час назад, – проговорил он в ответ ей мрачно, ничем не собираясь даже упомянуть о себе и отрицать ее упреки. – Это она предупредила нас о том, что вы решили натворить, мадемуазель. Неужели и теперь вы будете упорствовать, Маша, даже когда другой человек расплатился за вашу глупость жизнью? Неужели вы не поедете попрощаться с ней? А после, – он кивнул головой, – идите хоть на все четыре стороны. Я больше не стану вас удерживать. Вы сами властны над своей судьбой. Но та старая, несчастная женщина – она искренне вас любила. Вы обязаны проститься с ней и закрыть ей глаза…